Все его запои начинались на пятьдесят третий, пятьдесят пятый день абсолютно трезвого существования и продолжались не более шести-семи дней.
На эту изнурительную неделю он куда-то пропадал, словно проваливался сквозь землю. Где он бывал в эти кошмарные дни, никто из служащих аттракциона не знал.
Возвращался народный артист в цирк выбритым, пахнущим дорогим одеколоном, с набрякшим, измученным сизовато-серым лицом и трясущимися руками.
К Виталию Петровичу, как и ко всем своим остальным пяти служащим, народный артист относился очень добросердечно и внимательно. А для Виталия Петровича даже прошиб, казалось бы, непробиваемую стену – добился того, что Виталию Петровичу, несмотря на судимость, разрешили поездку с аттракционом в Чехословакию на целых три месяца.
Когда цирк возвратился из этой поездки и все участники программы были распущены по отпускам, Виталий Петрович уехал к себе домой и там вдруг написал большой рассказ.
Спустя некоторое время рассказ напечатали.
Он написал второй рассказ. И второй напечатали!
Это Виталия Петровича совсем сбило с толку – он распрощался с цирком, сел, как говорится, на хлеб и воду и стал писателем...
Через три голодных года у Виталия Петровича в Москве вышла первая книжка. В маленьком издательском предисловии с умилением и восторгом были перечислены все профессии, которые перепробовал Виталий Петрович в своей жизни.
Издательство было молодежным, считало своим долгом «открывать» новых авторов, пестовать их и лелеять, а иногда даже представлять к премиям. Так за небольшую наивную повестушку об армии был премирован и Виталий Петрович. Он стал лауреатом какой-то не очень известной и странной премии и получил приглашение от одной киностудии написать сценарий по этой повести.
А дальше пошло-поехало...
За несколько лет вышли у Виталия Петровича еще две книги, на трех киностудиях были сняты три посредственных фильма по его сценариям, и Виталий Петрович сумел приобрести небольшую кооперативную квартиру на окраине своего города, а позже умудрился даже купить «Запорожец». Самую первую модель.
В этаком благоденствии Виталий Петрович пребывал лет пять. Ездил по области на авторские встречи, мотался в Москву по киношным делам, готовил к выпуску четвертую книжку. Славное было время!
И вдруг словно заколодило! Ни тпру ни ну, ни кукареку...
То ли Виталий Петрович про все, что знал, уже написал, то ли еще что с ним приключилось, но сколько бы раз он ни начинал сочинять что-нибудь новое – ничегошеньки у него не получалось. А уж если получалось, то из рук вон плохо.
Виталий Петрович и в Дом творчества пробовал ездить – может, там обстановка подхлестнет и напишет он что-нибудь этакое... Но тщетно. Стал он тогда выпивать, чтобы расслабиться, стряхнуть с себя немоту и оцепенение...
Тоже не помогало. Правда, как только он брался выпивать, он сразу же обрастал огромным количеством приятелей, которые понимали его до самого донышка. А что еще человеку нужно?..
Изредка он тешил свое тщеславие тем, что рассказывал друзьям-литераторам свои ненаписанные рассказы. На ходу придумывал детали, новые сюжетные повороты, играл интонациями. Поначалу все только делали вид, что слушают Виталия Петровича, а потом и в самом деле начинали слушать. Слушать и разглядывать его завистливо-нежно и удивленно – вот ведь как, мол, человек может!
А потом, вкусив как аплодисменты это сладостное удивление, Виталий Петрович с тренированным вздохом говорил:
– А вот сесть написать – не могу...
И хотя это было действительно так – слышать себя ему было противно, и звучало это по-актерски, неискренно.