Я, пустая раковина, забытая морем
В стороне от жизни, за урезом воды,
Оборачиваюсь к тебе, посмевшей меня полюбить:
Пойдем со мною, пойдем и найдем, может быть,
Ночи следы.
Ощущение холода[26]
Утро было светлым, чистым, как кристалл.
Ты терять свою свободу не хотела.
Ждал тебя, на птиц смотрел и знал:
Предстоит страданье, что бы я ни сделал.
Фальшивой радости прибой[27]
Фальшивой радости прибой,
Под вечерок, хотя б на час.
Ты не со мной, я не с тобой,
Забылся сговор наших глаз.
Смерть, разделение удел
Уже ступивших за порог.
Неспешное разъятье тел
В прекрасный летний вечерок.
Как перевод небытия[28]
Как перевод небытия,
Вокруг меня предметы быта.
Никчемным, им под стать и я
Ты не идешь, и жизнь разбита.
С самим собой, как с тенью тень,
Как с девкой уличной в кровати,
Я коротаю ночь и день
И так люблю тебя некстати.
Субботним днем бреду пешком
В толпе, снующей деловито,
И все шепчу себе о том,
Что жизнь разбита, жизнь разбита.
Почему никогда нам не быть[29]
Почему никогда нам не быть,
Не быть
Такими, чтоб нас любить?
В пустом пространстве жить, без вех и без опоры[30]
В пустом пространстве жить, без вех и без опоры,
Как птицы хищные в краю немых высот,
Но крылья есть у птиц, добыча, схватка, взлёт,
А у меня их нет. Есть зыбкие просторы.
Бывало, что меня ночь возвращала в мир,
И просыпался я с зарядом жизни новой,
Пульсировала кровь, летел секунд пунктир
Была их цепь тогда реальной и весомой.
Но этому конец. Я по утрам с тоскою
Опять встречаю день; мне вечера милей.
Вступил я в полосу пустынных областей,
Не надо мне побед, хочу я лишь покоя.
В пустом пространстве жить, без вех и без опоры.
Мне дарит темнота спасительный покров,
Желанье тает в нем, он мягок и суров.
Иду сквозь ночь. Мой взгляд внимателен и зорок.
Нить забвения тянется, ткется и ткется[31]
Нить забвения тянется, ткется и ткется
Без конца, без начала. Хоть плачь, хоть моли.
Жизнь, как белый корабль, закрывающий солнце,
Уплывает, скользя в недоступной дали.
Внешний мир[32]
Я смерть внутри себя сквозь эту жизнь пронес,
Мне радость подменил невидимый некроз.
Частица холода всегда, везде со мной
Живу отшельником в толкучке городской.
Порой спущусь купить то пива, то газету
И в супермаркете брожу со старичьем,
Их взгляд невидящий не скажет ни о чем,
Да и с кассиршами калякать мочи нету!
Пусть так, пускай меня считают нездоровым,
Мне выпал редкий дар веселье разрушать,
Зато могу в тоске, в унынье поддержать
И просто в мрачный день таким же
мрачным словом.
Мне заменяет одинокая мечта
Проигранную жизнь, не ставшую судьбою.
Врачи накаркали все то, чего я стою,
И то, что стою я, не стоит ни черта!
Часы, за мигом миг, пусты, как дырки в сыре,
Покуда времена идут во внешнем мире.
Бесприютная ночь, я бегу от тоски[33]
Бесприютная ночь, я бегу от тоски,
Не питая надежды дожить до утра.
Плотным саваном душит и вяжет жара,
И в пустынном подъезде звенят каблуки.
На диванчик привычный в квартире ложусь,
На подушках лежу, только сон не идет.
Грязноватое солнце лениво встает,
Поднимаюсь как робот и снова тружусь.
Утомительный день, яркий солнечный свет,
Кофе чашка за чашкой, до боли в висках,
Телу мерзко в рубашке, штанах и носках,
Застревают в мозгах заголовки газет;
Вот и Дом инвалидов. У входа в метро
Телеса секретарш, инженеров смешки,
Словно лай кобелей. Под глазами мешки.
Мы несемся по кругу, где в центре ничто.
Желание больше ничего не делать и, главное, не чувствовать ничего[34]
Желание больше ничего не делать и, главное,
не чувствовать ничего,
Внезапная потребность умолкнуть, отстраниться
ото всего,
И, созерцая мирный, красивый Люксембургский сад,
Быть старым сенатором, одряхлевшим под грузом
наград.
И больше ничто ни дети, ни их кораблики,
ни музыка главное,
Не нарушит мою отрешенность, почти атараксию,
такую славную,
Ни любовь это главное, ни страх,
ни сердца сжатие
ни сердца сжатие
Ах, больше никогда не вспоминать объятия!
Возможный конец пути[35]
Что душу теребить? Я все же твердо знаю,
Что жил и видел жизнь людей и диких трав.
Я не участвовал, но все же твердо знаю
Особенно сейчас, на склоне дня, что прав.
Вокруг со всех сторон такой знакомый сад
Теперь я искушен в своем надежном знанье
И этих ближних троп, и дальних эстакад,
И скуки отпусков, и скуки мирозданья.
Да, здесь-то я и жил, жил на излете века,
Неплохо жил, при всех уходах и растравах
(Ожоги бытия от солнца и от ветра);
Теперь покоиться хочу вот в этих травах.
Подобно им, я стар. Я юн, подобно им,
И полон шороха весеннего природы,
И прожил, как они, смят, но невозмутим,
Цивилизации оставшиеся годы.
Рассвет стремительного солнца[36]
Рассвет стремительного солнца
Вот так бы в смерти преуспеть!
А людям лишь бы все стерпеть:
Мой бог, да что им остается?
Нам не по силам, не с руки
Сносить тоски осенней стоны,
Мой бог, а жизнь так монотонна
И горизонты далеки.
Зима ни звука, ни следа:
Стою один во всей Вселенной;
Как голубой кристаллик льда,