Ему долго не открывали. Но Кукушкин настойчиво продолжал вдавливать в коробочку кнопку звонка. Наконец за дверью послышались шаги, и на пороге появился явно заспанный Данай, очевидно, разбуженный профессорским трезвоном.
День добрый, Данай Эвклидович, только и смог выдавить Кукушкин, добавив затем не без некоторого ехидства: Никак не думал застать вас спящим в такое время.
А что тут еще делать в выходные? не очень приветливо пробурчал все еще сонный питерский гость.
И то верно, почему-то радостно, как будто ждал именно такого ответа, воскликнул Кукушкин. Я как раз по этому поводу и пришел.
Да, проходите, коллега, окажите любезность, вспомнив о правилах хорошего тона, пробормотал Данай, сторонясь и тем самым предлагая Кукушкину зайти.
С большим удовольствием, именно так, затараторил Кукушкин, двинувшись внутрь неуютно, как-то казенно обставленной квартиры.
Павел Борисович? явно приободрившись при виде коньяка, который пожилой профессор, когда раздевался, поставил на стоящий в прихожей стул, произнес его столичный коллега.
Он самый, с готовность подхватил Кукушкин, восприняв вопросительный тон Даная, как намек на то, что тот не уверен, правильно ли запомнил его имя и отчество, он самый.
Да, конечно, я помню, как-то по-детски смутился Данай. Я хотел сказать, что лучше, наверное, на кухне расположиться. В комнате бардак у меня, каюсь.
Разумеется, закивал Кукушкин и тут же уточнил: Я не о бардаке, а о кухне. Кухня то, что надо.
С этими словами он извлек из кармана уже водруженного на вешалку пальто огромный, как глаз сказочного дракона, лимон.
Проходите, жестом показал ему путь на кухню Данай. А я, если позволите, пойду и приведу себя со сна в порядок.
С этими словами хозяин квартиры отправился умываться. Кукушкин же с уверенностью старого холостяка прошел на кухню. К тому моменту, когда Данай вышел из ванной, закончив утренний ритуал, на сковороде уже жарилась яичница, разбрасывая вокруг себя трескучие капельки масла. А на столе, в окружении лимона, нарезанного ломтиками и посыпанного сахаром и отыскавшимся в шкафу молотым кофе, стояла бутылка коньяка.
Ух ты! изумился подобной домовитости своего гостя Данай.
Даже не смейте говорить, что не будете пить коньяк, нахмурив густые брови, замахал на него руками Кукушкин.
Даже не смейте говорить, что не будете пить коньяк, нахмурив густые брови, замахал на него руками Кукушкин.
Данай сел за стол, явно довольный тем, что Кукушкин полностью взял бразды кухонного правления в свои большие красные руки, и только изредка, ловя на себе вопросительный взгляд профессора, подсказывал:
Тарелки вон там. Да, на верхней полке буфета Соль? А вы что же, яичницу не посолили? Соль здесь, в шкафчике
Да, не посолил, развел руками Кукушкин, не хотел вам мешать бриться. А сам не нашел. Ничего, так посолим, готовую. Вот уж нашли из чего проблему делать. Открывайте-ка лучше коньячок, доставайте рюмки, стопки. Что там у вас есть?
Данай с готовностью вскочил на ноги и заметался по кухне в поисках подходящей посуды.
Как вам наш город? спросил Кукушкин, пока Данай, вскрыв бутылку, разливал коньяк по разномастным рюмкам, которые он не без труда добыл из какого-то шкафчика.
У меня здесь дед с бабкой после войны лет десять прожили, рассказывали. Дед кадровый военный был, пробормотал Данай.
А сами не бывали ранее? поинтересовался Кукушкин.
Нет, как-то не доводилось, хмыкнул Данай и поспешно, опасаясь обидеть в Кукушкине краеведа, дежурно добавил: Город у вас замечательный. И люди тоже.
Город как город, пожал плечами Кукушкин. Вы не бойтесь, я, знаете ли, не патриот малой родины. Сам с юга. Хотя живу здесь давно. Очень даже. Ну, давайте, Данай Эвклидович, за знакомство!
Коньяк оказался хорош. Разойдясь по профессорским телам приятным теплом, он настроил обитателей кухни на неспешный и обстоятельный разговор.
Я, Данай Эвклидович, полюбопытствовать хочу, начал Кукушкин.
Просто Данай, коллега, похлопал его по руке собеседник. Не люблю я все эти отчества. Студентам, конечно, положено. Субординация и всякое такое. Чтобы держать необходимую дистанцию. Но в дружеском общении, я вас умоляю!
Спасибо, коллега, в знак благодарности кивнул Данаю Кукушкин. И все же вернусь к своему любопытству. Грешен, знаете ли.
Любопытство, как известно, не порок, хмыкнул Данай.
Может, и так, улыбнулся Кукушкин и после небольшой паузы продолжил: Подозреваю, что просьба моя вам уже и самому понятна. Уж больно много разговоров ходит на кафедре о вашей семейной реликвии. Не покажете старику?
Пряжку-то? фыркнул Данай. Чего ж не показать. Я и сам на нее каждый раз смотрю с удовольствием. Одну минуточку, Павел Борисович.
Данай сбегал в комнату и принес драгоценность. Он положил ее на стол прямо перед Кукушкиным. И прекрасные юноши и девушки, точно только того и ждали, вновь пустились плясать в бесконечном хороводе по ее золотой поверхности.
Красотища! восхищенно протянул Кукушкин, разглядывая древнегреческую реликвию.
Отец в детстве мне рассказывал, пробормотал Данай за его плечом, что давным-давно наш предок привез ее из Эллады. Когда отправился далеко на север, на самый край Ойкумены, в Тавриду. А отцу об этом рассказала мать. Его приемная мать, я имею в виду. А та узнала это от его настоящей матери, моей бабки, когда та оставила его ей на попечение перед депортацией в войну. Бабка дала ей тогда эту пряжку. Она якобы с плаща не кого-нибудь, а самого