Испуганный, заикающийся Луиджи охотно давал показания, вызывающие зевоту даже у судьи. Рядом с ним на скамье подсудимых сидел собранный молодой человек с седеющими висками - один из директоров "Петролеума".
Я снимал свидетелей. Простым людям Италии было что сказать: многие и теперь были в бинтах и с повязками.
Но когда привезли Джино, я взял средний, а позже общий план. Я видел Джино вчера и знал, что нельзя показывать его крупно без маски, иначе испортишь будущее.
На скамью свидетелей сел старичок с румяным сморщенным лицом и в очках с одним темным стеклом. Джино на все вопросы отвечал кратко, разумно, и я записал все его ответы. Позже наложил хриплый голос на старые кадры с гипсовой маской и включил их в судебный репортаж.
– Джино, дружище, - говорил я с ним накануне этого дня в больнице, - ты-то хоть понимаешь, как будешь жить дальше?
– Я понимаю, я сирота. - Маленький, краснолицый, полуслепой карлик смотрел на меня живым глазом.
– А как именно?
– Мистер Бари, у меня несколько приглашений. Пока не знаю, у кого я буду жить.
Я сел на койку, обнял Джино за плечи.
– Ну а как цикада?
Он мгновенно расцвел и превратился в прежнего симпатичного Джино.
– Цикада? Она поет. Знаете, мистер Бари, какая она маленькая… А поет!
В конце судебного процесса, после выпуска "Телекатастрофы", его усыновил телеграммой коммерсант из Канады.
Телеграмма была дана из Мексики. Я навел справки об опекуне и узнал, что он одинокий состоятельный человек.
Через несколько дней объявилась нанятая будущим отцом няня.
Я проводил ее и Джино в аэропорт.
– Я всегда буду помнить вас, мистер Бари. - Джино бросился мне на шею.
Вот и все. Репортаж окончен, господа! Подсудимым воздали по заслугам.
Джино никогда не узнает, что король "Телекатастрофы" исчез с горизонта.
Исчез из-за раненого мальчика.
Из-за "паршивого мальчишки".
Из-за него.
Но зачем ему знать?
Рано утром зазвонил телефон, и трубка голосом Бака спросила:
– Это Бари?
– Да, он.
– Говорит Бак.
Я задержал дыхание, не хотел с ним контактировать и оказался прав.
– Бари, вы слышите меня? Вы уволены, Бари, за несоблюдение контракта.
Я бросил трубку на рычаг.
Все! Хватит с меня, Бак! Кончено с катастрофами!
А в ушах звенело баковское выражение: "Жизнь хорошая штука, только очень дорогая…"
МАРИЯ
Глава девятая
Отныне я обыкновенный репортер службы "Всемирных новостей", один из ее корреспондентов в Соединенных Штатах Америки. Мой хлеб насущный - хроника происшествий: убийства, ограбления, пожары, взрывы, стихийные бедствия, экологические конфликты и так далее - словом, все то, что входит в компетенцию судебного репортера. Политика, коммерция, высший свет - удел более удачливых моих коллег. Впрочем, я был доволен, так как сильно обжегся на политике в "чистой" журналистике.
Три кита американской телесети, английская Би-Би-Си, западногерманские и ряд других телекорпораций отказались от моих услуг под предлогом "отсутствия должностных вакансий". Конечно, порвав с "Телекатастрофой", я мог спокойно сидеть дома или путешествовать по миру, но для репортера странной кажется роль собственной экономки или туриста-фотографа. Я еще не выжил окончательно из ума, чтобы бесцельно бродить по городскому скверу или мчаться сломя голову из одной страны в другую, фотографируя банальности.
Служба "Всемирных новостей", узнав о моих затруднениях и планах, сама прислала вежливое приглашение.
Я вылетел в Лондон, где находилась администрация фирмы, оставив в доме служанку и повара для ухода за слоненком, поддержания порядка, а также на случаи внезапного приезда Марии или Эдди.
Меня принял сам сэр Дональд Крис - генеральный директор. В Лондоне стояла дикая жара, трава и листва в великолепных парках пожелтели, словно осенью.