Я вспоминаю это все для того, чтобы подойти к другому, новейшему, идолу к Л. Андрееву. Он еще стоит, хотя сильно пошатывается. Уже зареяли над ним первые воронята анонимные репортеры мелкой прессы. Так всегда бывает: кто больше хамит тот первый спешит плюнуть в лицо, когда уже не страшно. Я убежден, что и у Л. Андреева был когда-нибудь светлый момент, и он мог произнести наивные и верные слова: «Конечно, я талантлив Но нельзя же так» Но светлый момент, на общее горе, исчез бесследно; обеспамятел писатель, и, конечно, уж не прийти ему в себя, так же как и Горькому.
Сравнивая эти два средние таланта, этих двух писателей, таких близких между собою не по одной судьбе, а по ясной преемственной связи, я все-таки должен признать, что Горький талантливее, вернее, и, главное, умнее Л. Андреева Разница в росте не очень большая, но она есть. И Горький, что важно, гармоничнее Андреева. Его мысли, его желание, его тема в большем соответствии с его силами; Леонид же Андреев только и делает за все годы успеха, что покушается на избранную им тему с негодными средствами.
Содержание Горького очень определенно: человекоборение. Человек встает на человека, за человека, во имя человека, ради человека и т. д., как угодно, но все в одном круге. Этот круг, в меру среднего таланта, Горьким использован и Горький поныне ему верен. Пытался он как-то подделаться под новую терминологию, объявил в «Исповеди», что человечество, народушко, Бог, но из этого ничего не вышло.
Л. Андрееву возиться с «голым человеком» показалось мало. Он поприслушался к Горькому и, взяв у него «человека», решил, что особенно «гордо» быть человеком, который борется со стихией, с мирозданьем, с Космосом, с хаосом, с Богом. Надо, во-первых, приделать человеку большое «Ч», а во-вторых, поставить его лицом к этому самому Космосу (тоже с большой буквы) и пусть спрашивает. «Да Ты Да Я А Ты что? А коли так, Я» и проч.