Мы дошли почти до Марразес, ответил за него каноник, грузно опускаясь на стул позади сеньоры Жоаннеры.
Они заговорили об окрестностях Лерии, о красивых видах. Дона Жозефа очень любила прогулку по берегу реки, дона Жоакина Гансозо предпочитала высокий холм с церковью Зачатия.
Оттуда такой чудный вид.
А мне нравится больше всего место под плакучими ивами у моста, сказала Амелия, улыбаясь.
Амаро взглянул на нее тогда в первый раз. На ней было надето голубое платье, плотно облегавшее красивый бюст. Белая, округлая шея красиво выделялась над отложным воротничком. Зубы сверкали белизною между свежими, красными губами. Легкий пушок бросал нежную, прелестную тень около углов рта.
А странно, отчего нет до сих пор отца Брито? спросила дона Жоакина Гансозо.
Я видел его сегодня. Он ехал верхом по дороге в Барроза, заметил молодой человек, стоявший около буфета.
Удивительно, как это вы заметили его, съязвила сестра каноника.
Почему же? спросил молодой человек, подходя ближе к старухам.
Он был высокого роста, весь в черном. На белом, несколько утомленном лице его красиво выделялись черные усики, которые он имел привычку покусывать.
А вы еще спрашиваете? воскликнула дона Жозефа. Коли вы не кланяетесь ему!
Я-то?
Ну, да, вы. Он сам сказал мне. заявила она резким тоном. О, падре, продолжала она, обращаясь к Амаро с недоброю усмешкою: вам придется немало потрудиться, чтобы наставить сеньора Жоана Эдуарда на путь истины.
Но я не чувствую, что иду по дурному пути, ответил Жоан Эдуард, смеясь. Взгляд его постоянно устремлялся на Амелию.
Ну уж вам нечего говорить, вставила дона Жоакина Гансозо. Вспомните только, что вы сказали на-днях про Святую в Аррегассе. Это не откроет вам врат Царствия Небесного.
Это еще что за новость!! вспылила сестра каноника, резко оборачиваясь к Жоану Эдуардо. Что вы осмелились оказать про Святую? Вы, пожалуй, не верите в её святость?
Нет, я ручаюсь, что сеньор Жоан Эдуардо неспособен сказать подобную вещь, важно решил каноник, развертывая красный носовой платок.
А кто эта Святая из Аррегассы? спросил Амаро.
Неужели вы не слышали о ней, падре? воскликнула дона Мария с изумлением.
Не может быть, чтобы не слышали, заявила дона Жозефа Диас авторитетным тоном. Говорят, Лиссабонские газеты полны этим.
Это действительно необычайное явление, глубокомысленно заметил каноник.
Это чудо, в полном смысле слова, чудо! заметила сеньора Жоаннера.
Да, конечно. Нечего и говорить, согласились приятельницы.
Но собственно в чем же дело? спросил Амаро с любопытством.
А вот в чем, падре, начала дона Жоакина Гансозо, торжественно выпрямляясь в кресле: Святая это одна женщина в соседнем приходе, которая лежит в постели уже двадцать лет Она разбита параличем. Руки у неё тонки, как, мизинец. Чтобы понять, что она говорит, приходится прикладывать ухо к её губам.
Она живет одною милостью Божиею, бедненькая, благоговейно сказала дона Мария.
Старухи растроганно замолчали.
Но доктора говорят, что это нервная болезнь, падре, сказал Жоан Эдуардо, стоявший позади старух, положив руки в карманы.
Эти слова вызвали у старых богомолок взрыв негодования. Дона Мария даже перекрестилась на всякий случай.
Пожалуйста не смейте говорить при мне подобных вещей! закричала дона Жозефа. Это оскорбление. Вы, видно, неверующий человек и не уважаете ничего святого. Ни за что бы не отдала я за вас свою дочь, добавила она, переводя взгляд на Амелию.
Амелия покраснела, Жоан Эдуардо тоже.
Я повторяю только то, что говорят врачи, возразил он язвительно. Кроме того, я не имею ни малейшего желания жениться на ком-нибудь из ваших родных и даже на вас лично, дона Жозефа.
Каноник громко расхохотался.
Уходите от меня подальше. Вы безобразник, закричала старая ханжа в бешенстве.
Но что же делает Святая? спросил отец Амаро, желая восстановить мир и тишину.
Все, что хотите, падре, ответила дона Жоакина Гансозо. Она знает молитвы против всех бед и призывает, милость Божию на того, кто обращается к ней за помощью. А когда она причащается, то приподнимается на постели и сидит, почти не прислонявшись к подушкам, и так закатывает глаза к небу, что даже страшно становится.
Мой приветь почтенному собранию, раздался в этовремя голос у двери; и в комнату вошел необычайно высокий, бледный господин с изможденным, больным лицом и почти беззубым ртом. В его тусклых впалых глазах отражалась идиотическая сантиментальность. В руках он держал гитару.
Ну, как вы себя чувствуете сегодня? спросили у него все.
Плохо, ответил он с грустью. Все грудь болит и кашель
Вам бы на Мадеру надо поехать. Это единственное средство, решила дона Жоакина Гансозо авторитетным тоном.
Он засмеялся.
На Мадеру. Это недурно. Какая блестящая мысль! Бедный чиновник, получающий триста шестьдесят[2] рейс в день при жене и четырех детях, должен поехать на Мадеру.
Он засмеялся.
На Мадеру. Это недурно. Какая блестящая мысль! Бедный чиновник, получающий триста шестьдесят[2] рейс в день при жене и четырех детях, должен поехать на Мадеру.
А как поживает Жоаннита?
Ничего, спасибо, она здорова. И, повернувшись к сеньоре Жоаннере, он хлопнул ее по колену.