Энки разулыбался под мышкой торчал прихваченный в сенцах термос.
Энки разулыбался под мышкой торчал прихваченный в сенцах термос.
Там что?
Пустяки, тёплое питьё. Вот тебе собирался предложить.
Нин поразмыслила над ответом. Энки по-своему расценил молчание.
Про меня никто не узнает, если я чего и выпью в конце рабочего дня. С лёгкой обидой уверил он.
Про тебя все знают, когда ты чего-то вдруг поешь.
Показала, оскалившись.
Ух ты, смутился и, стыдливо отвернувшись, попытался рассмотреть в оконном стекле, видишь ли, когда я чищу зубы, у меня трясётся голова и мысли куда-то деваются. Как-то унизительно, знаешь.
Да, обидно. Может тебе хватит? Оставь место для вечеринки.
Боишься, что я оплошаю перед моим дорогим братом Энлилем?
Перестань при каждом случае называть его дорогим братом. Ты это так произносишь, будто щёлкаешь его по ордену, который он никогда не надевает. Кроме того, он вообще-то и мой дорогой брат.
Командор, выдержка из биометрического досье: золотая голова, глаза синие Начал он и рассмеялся, зачем-то подходя к книжной полке.
Энлиль навёз кучу народу.
Дело в том, он запустил руку между книгами и, улыбаясь ей, скосил глаза с напряжением мысли, что меня постоянно целовали. Энки ощущал повсюду тёплые и влажные прикосновения губ, и никого не успел рассмотреть.
Он выдернул из-под завалившихся книг сосудик, блеснувший и погасший в кулаке зацелованного. Так же точно блеснул и погас его взгляд, прибранный под медные, будто подрезанные ресницы.
Даже официального представителя церкви. Припомнила Нин. Её-то мысли были неизвестны, остались в тумане, блуждали там без присмотра.
Никого в спецодежде не видал. Братец в пиджачке и даже, ты права, без геройских планок и нашивок за взятие мирных городов.
Ну, хватит. Может его преподобие в шапочке. Потому не видно электродов.
И она показала два пальчика над головой, просунув их сквозь белые пряди.
А что он тут будет делать? Крестить пока некого. Разве что твоих волов.
Энлиль был недоволен. Сказала Нин, после невежливого раздумья взяв у брата сосудик, который он тщательно рассмотрел, наклоняя к взметнувшейся вершинке свечи, прежде чем наполнить тёплым питьём.
Тем, что ты смастерила волов? Может, ему больше нравился исходный материал. С одним рогом посреди лба?
По его мнению, нельзя вмешиваться в дела Творца.
Ну, он простит. Сутолока, знаешь, поцелуи. Обожающая командора мачеха Сынок, ты так исхудал.
Тётя Эри пожаловалась, что ты к ней не зашёл
Не похоже на маму, не находишь? Усомнился Энки.
Он вышел, и по стуку Нин поняла, что он сбагрил куда-то свои приспособления для омовения. Она выглянула, грея руки вокруг сосуда, в котором признала колбу для сбора полевого материала.
Энки с сияющим видом распрямился.
На ручки слить?
Нин отказалась.
Признайся, ты кинулась к ней, чтобы извиниться за меня, и была шокирована равнодушием, проявленным матерью героя.
Посадка совершилась вчера. Старый шатун сел идеально, и нарисованные со знанием юмора космолётчиков знаки скрылись под его стаканообразным, сравнительно небольшим телом.
Пока пропускная камера делала своё дело, Энки успел состроить рожу в мутноватые стенки камеры.
Они там, как рыбы в банке. Сказала Нин, толкнув его под локоть. Интересно, мама не прилетела?
Тётя Антея деда сторожит. Если ему сделают революцию, она будет его утешать и гладить по животу, который она же сумеет застегнуть в новый френч. От мамы этого не дождёшься.
Затем со зловещим шипением разъехались дверцы.
Энки успел перекивнуться с братом через плечи Иштар, кинувшейся с поцелуями к какой-то подружке из встречающих, с которой она, дескать, два дня не разговаривала. Наверное, это здравый взгляд на Эпоху Судьбы. Подружку, девицу военного вида, он не рассмотрел, хотя, кажется, видел эту миловидную раньше. Всё-таки они отработали всю первую смену.
Дед, небось, перебирает коллекцию анекдотов про самого себя. Сказала Нин.
Ну. Рассеянно согласился Энки, размышляя над тем, как можно не знать кого-то из трёхсот аннунаков, с которыми делил приличный местный кислород и домики с понятными всем иероглифами на двух квадратах приречья в течение сезона. И на калькуляторе высчитывает, на сколько потянут лучшие.
Почему мы называем его дедом? Ну, в какой это семье папу называют дедом?
Государственные соображения, Нин. Он сам нам повелел так его называть. Надеется на внуков, крокодилушка наш, душечка. И пусть крокодилы меня извинят
Надеюсь, они извинят. Интересно, кто обрадует его первым?
Энки сожрал своими золотыми глазами её рот и руку пальчики сунулись к лицу якобы поправить лён, а на самом деле спрятать лицо от его глаз.
Тебе, и правда, интересно?
Нин сказала себе: «Ну вот. Ну, вот. Нин дочитала до этого места интересное место, извините и, зевнув, закрыла захлопнула»
Я вообще не уверена, что я его дочь. Нин сунула сомнительную колбу в мерцающий угол Мегамира. Иногда мне кажется Что ещё?
Энки вытащил колбу.
Мегамир в рабочем состоянии, Нин. Того и гляди, превратит твой глинтвейн в какой-нибудь волшебный напиток.
Он просто вручил меня маме. Молвила Нин. И тёте Эри. Впрочем, так носиться с хроникой семьи дурной тон.