Экая прелесть, говорит доктор после ухода, сколько ему лет?
Двадцать два.
Завидно, ей-богу.
Да вам-то много ли?
Двадцать пять, грустно вздыхает доктор.
Опять заглянул Б.:
А, может быть, хотите на наш пароход ехать? Я скажу капитану. Только мест нет.
Пока выхода не было, казалось, хоть на лодке, лишь бы ехать дальше. А теперь жаль: жаль сурового здесь житья нашего, жаль в бою побывавшего нашего изломанного парохода, команды, молодого капитана, энергичного, трудолюбивого, на которого шишки невзгод так и валятся отовсюду: в это лето девятый раз сидит на мели.
Но благоразумие берет верх, и мы решаем наутро перебраться к «Посьету». Мест, правда, нет, будем на полу где-нибудь в столовой спать.
Так, значит, до скорого свидания?
Спокойной ночи.
14 августа
Наш молодой капитан неутомим. Всю ночь возился и теперь носится по палубе, своими длинными ногами делая громадные шаги. Совсем было выправил нос «Игнатьев», но опять оборвался канат, и мы, как-то перевернувшись на 180°, врезались опять в ту же мель. Ну и канат
Плохо, «Посьет» прошел мимо на всех парах А должен нас взять: во-первых, у нас авария, во-вторых, оба парохода того же общества. Не взял Что ж? С горя работать. Спустились в каюту и засели кто за что.
И вдруг, когда, казалось, всякая надежда исчезла, что-то произошло, и неожиданно всунулась в каюту нашу голова капитана.
Снялись
Это было так хорошо, что вопрос, как снялись, был второстепенным.
Мы бросились наверх. Прекрасный день, светит солнце, покачиваясь уже на глубине, стоит наш пароход, а подальше «Игнатьев».
Поздравляем вас, капитан.
Это не меня это капитана «Игнатьева» надо поздравить: таких товарищей, как он, редко встретишь.
«Игнатьев» скоро ушел. А часа через три, починившись кое-как, пустились и мы в путь.
Правый берег маньчжурский. Хотя победителями всегда были маньчжуры и всегда китайцев били, но китайцы шли и шли, и теперь культуру маньчжур бесповоротно сменила китайская стойкая, все выносящая культура. Последние вольности маньчжуров отбираются одна за другой, и некогда всесильная родина последней династии, теперь она только ничтожная провинция в сравнении с остальным громадным Китаем.
Маньчжуры напоминают наших казаков Сечи. Такие же бритые, с длинными усами, мужественные и мрачные. Но их теперь уже так же мало, как и зубров Беловежской пущи. Все проходит
Кучка матросов разговаривает.
Все это уже знакомые люди: вот стоит кузнец, в светло-голубой грязной куртке, таких же изорванных штанах, жокейской шапочке, громадный, с крупными чертами лица, с умными большими глазами. Другой матрос, тоже громадный, в плисовых штанах, рубахе навыпуск, высоких сапогах, с большой окладистой рыжеватой бородой. На матроса не похож: скорее на русского кучера, когда, отпрягши лошадей, свободный от занятий, он выходит погуторить на улицу.
Третий, маленький, тоже русый, в пиджаке и высоких сапогах, с лицом, испещренным оспой, и мелкими, как бисер, чертами.
Это что за горы гнилье, этот камень никуда не годится, говорит кузнец, так и рассыпается Горы за Байкалом Идешь по берегу, и нельзя не нагнуться, чтобы поднять камешек, набьешь полные карманы, а впереди еще лучше. Высыпешь эти, новые начнешь набирать
Это мирное занятие не подходит как-то ко всей колоссальной и мрачной фигуре кузнеца.
Разговор обрывается.
Переселенцев вовсе мало нынче: только и плывут на плотах. То и дело мимо нас плывут такие плоты, большие и маленькие. Стоят на них телеги, живописные группы мужчин, женщин, детей, лошади, коровы. Огонек уютно горит посреди плота.
Наш пароход разводит громадные волны для таких плотов, и их качает, и усиленно гребут на них.
Эти плоты дойдут до Благовещенска, где и продадут их переселенцы, выручая иногда за них двойные деньги.
Что, второй пароход всего с переселенцами. А назад едущих довольно
Земель мало? спрашиваю я.
По Зее есть не устроено кто попадет на счастье, а кто мимо проедет, никто ничего не знает
Это бросает, как бьет молотом, кузнец.
У вас ввели мировых? спрашиваю я.
Ввели.
Довольны?
Если не испортятся, ничего.
Как испортятся?
Как? Взятки станут брать Русскому человеку, бедному, дохнуть нельзя, а китайцам житье. Закона нет жить им в Благовещенске, а половина города китайская Грязь, как в отхожем месте, у них: ничего
Нечистоплотны?
Падаль едят, конину, собак грязь тьфу Водкой своей торгуют.
Тайком?
А так дешевая и вдвое пьянее нашей Сейчас напейся, сегодня пьян, а завтра выпей натощак полстакана простой воды, и опять пьян на весь день ну и тянется народ за ней Китаец всякому удобен Положим, не торопи его только он все дело сделает. А против русского втрое дешевле Опять русскому должен надо отдать Если по шее ему, и он сдачи умеет дать; а китайцу дал по шее да пригрозил полицией, уйдет без всякого расчета и не заикнется
Молчание.
И вот какое дело, говорит кузнец, совсем нет китайских баб. Китайцев, ребятишек все мальчишки, а баб нет; штук десять на весь Благовещенск не может же десять их такую уйму народить? И вот я в ихней стороне пробирался и чуть под пулю не попал, у них это просто, и в фанзах ихних мало баб