Я ищу человеческого общения. Не трындежа в социальных сетях. Не болтовни за чашечкой кофе в модном или не модном неважно людном кафе. Я помню, как было у моих родителей. Посиделки на кухне до утра. Чай. Может, вино. Споры о чём-то. Разговор по душам. Ведь было. И не только у них. У всей страны было. Где это теперь? Куда делось?
Куда делась вся эта роскошь? Роскошь простых вещей.
Сейчас готовила пирог
Сейчас готовила пирог.
И первый раз в жизни мне попались яйца с двойным желтком. Причём два подряд. Я сначала глазам не поверила даже пересчитала скорлупки. Нет, всё правильно второе яйцо разбила, а в миске три желтка. А потом и следующее такое же.
Нет, не надо мне говорить, что такие яйца существуют в природе. И что это никакое не чудо. Я знаю.
Но чтобы лично мне первый раз. Да ещё купленные в магазине. Да ещё два подряд.
Не переубеждайте меня. Я точно знаю, что это к счастью!
Семья 1, семья 2
Сейчас смотрела фильм про детский дом, которого уже нет. Его расформировали, потому что у нашего правительства появилась такая очередная идея (так и хочется написать «безумная») укрупнять всё, что можно, а чаще что нельзя: детские сады, школы, детские дома Такие делать фабрики детские учреждения (как фабрики-кухни): так же полусъедобно для детских душ получается, да и для взрослых тоже. Душ, я имею в виду. Конечно, для тех, у кого она есть. Душа.
Так вот, смотрела и плакала. Детский дом был почти семейный всего 23 ребенка в нём жили. Жили не тужили. Все друг друга знали. Группы так и назывались: семьи. Семья-1, семья-2 «Ты где?» «Я в семье-2» И всё, расформировали его. Детский дом этот, почти семейный. Так люди, которые там работали, разобрали детей по своим семьям. Не всех, конечно. А сколько смогли. И каждый при этом уже имел своих детей, причём нескольких. И каждый взял либо стольких же, либо больше. У одной женщины вообще четверо детей было, так она ещё пятерых взяла
И как же тяжко (наверное, до сих пор наверное, навсегда) тем детям, которых не взяли, а отправили в другой детский дом чужой, большой, укрупнённый, как полагается!.. Они вторично лишились семьи. Пусть под номером. Но семьи.
И моё бесконечное уважение и сердечная благодарность работникам бывшего «семейного» детского дома за то, что взяли в свои семьи детишек. Столько, сколько смогли. А может, и больше
Одного такого человека спросили:
Трудно любить чужих детей?
Он молчал несколько секунд в камеру. Недоумевал. А потом сказал:
Взяли детей. И полюбили детей. Взяли. И полюбили. Что тут? Такие же дети.
Не в смысле «взяли и заставили себя полюбить их», а взяли в семью и любят.
Суконный язык юристов
Тут прочитала статью про юристов и их суконно-крючкотворный язык.
Что самое забавное (для меня) примеры, приведённые в ней, моим сознанием воспринимаются легко и не суконно. Я с удивлением поняла, что ПОНИМАЮ (простите за тавтологию, видимо, проснулось во мне что-то), в чём там дело-то, в выдержках из законов. И почему именно так сформулировано.
Например, «исполнительный лист принимается к исполнению». А нельзя иначе! Исполнительный лист он и есть исполнительный. И как-то ещё его назвать невозможно в законе, где каждая буква, можно сказать, трактуется и толкуется. И толковаться она должна однозначно. И лист этот принимается именно к исполнению. И другое слово употребить нельзя, потому что это будет уже другая процедура
Завелась я что-то.
Да-а-а-а, юр. образование бесследно для психики не проходит.
Я ничего не теряю
Вот мама моя великий педагог. Правда, без образования. Вернее, образование-то у неё как раз есть. Хоть, можно сказать, она у меня без профессии осталась. Потому что образование у неё инженерное, что в Союзе указывало на совершенно неопределённую профессию. И к педагогике оно тоже не имеет никакого отношения. Тем не менее моя мама великий педагог. Видимо, это у неё врождённое.
Мама на всю жизнь научила меня ничего не терять. Ни ключи, ни шапки, ни перчатки, ни зонты, ни, упаси бог, документы.
Если я и теряю что-то, ключи, например, или те же документы, то только на территории квартиры.
Могу положить их в надёжное место. И забыть.
Нахождение этого надёжного места я могу забыть. Потом ищу. Иногда долго.
Но я спокойна потому что вещь-то дома. Она не потеряна. И даже не забыта, поскольку я о ней помню и периодически лихорадочно ищу.
«А может, я в ту коробочку с цветочками ключи положила, которая у меня на полочке в письменном столе за шкатулочкой стоит? вдруг среди ночи осеняет меня. Точно! Где ж ещё? Уже всё обсмотрела. И там смотрела. Но, наверное, невнимательно. Потому и не заметила. Точно! Там!» лежу и думаю я до утра.
(Нет чтобы встать и посмотреть, успокоиться уже и спать дальше. Нет, надо верить, что заснёшь. А утром посмотришь. А ключи там. Но мысли спать не дают. Ты их всё думаешь. И думаешь. И думаешь. И всё равно не спишь. Но и встать это ж свет включать, это ж резь в глазах, это ж совсем сон разгонит)
И так до утра.
А утром первым делом к коробочке с цветочками нырк! Нет. Не там.
И роешь надёжные места всё утро по кругу, начиная со шкатулочки И в такое утро точно опоздаешь. Проверено.