Воды!
Воды, воды! разнеслось по коридору. Сашеньку унесли укладывать на большой кожаный диван в директорском кабинете.
Когда топот ног утих, суматоха улеглась, Лиля, все еще стоявшая у окна за пальмами, прыснула от смеха. Нагнулась за газетой, на которой Сашенька крупно вывела помадой: Глазовская, 15. И увидела оставленную на подоконнике сумочку. Лиля воровски открыла ее, достала духи: право, день задался с утра. Лиля была в приподнятом настроении, письмо Волошину, длинное, изящное, снабженное стихами, лежало в кармане и волновало ее. Оставалось передать его адресату. Но, видимо, не хватало именно этого штриха: Лиля побрызгала письмо духами Орловой, вернула флакончик в сумку, сбежала вниз и отдала сумку швейцару
Уроки закончились, Лиля быстро переобулась, отметив растущую трещинку на ботинке, накинула пальто и, выйдя в холл, увидела, как Сашенька, розовая от слез, но не сломленная, с видом оскорбленного достоинства, твердо и надменно проходит мимо швейцара: тот распахнул перед ней входную дверь так спешно, что звякнуло дверное стекло. Потом вспомнил про сумку, суетливо протянул ее вслед Сашеньке. Сумку схватил муж Орловой, он шел также надменно, и его усы яростно топорщились, теперь прямые, как у таракана.
Лиля вышла из училища, кивнув растерянному швейцару. И застала последний акт трагедии: муж требовал, чтобы Сашенька села в автомобиль, та поднесла свою золотистую руку ко лбу, затем вынула из сумочки платочек, промокнула глаза и как-то болезненно качнулась. Усы мужа тут же сникли. Наконец, Орлова позволила себя уговорить, изящно поднялась на ступеньку перед открытой дверцей, дверца закрылась. Муж обежал авто, сел за руль, авто недовольно «пыхнуло» в трубу и умчалось.
Лиля весело посмотрела вслед.
И тут-то к ней подошел Воля.
Здравствуйте, Лизавета Ивановна.
Она опешила. Воля знает, где она служит? Кажется, она и имени своего ему не называла
Вы вчера так быстро ушли. Мы даже не успели он запнулся.
Смотреть на него было грустно. Удивительно, как быстро все может измениться! Еще вчера утром она погружалась в радужный дурман, думая о нем, перебирая в памяти мельчайшие детали их встреч. И вот ровным счетом ничего.
Лиля улыбнулась. Она прочла множество амурных романов, но постигать амурную науку на собственном опыте, оказывается, куда занимательнее.
Я не говорила, как меня зовут.
А! встрепенулся Воля, Я уже давно это знаю разглядел в вашей сумке тетрадки учениц и название гимназии. Сумка была открыта! вдруг испугался Воля.
Лиля отвернулась, чтобы скрыть от него дурацкий смешок этот мелкий смех просто невозможно было удержать в себе.
Воля не понимал. Наконец, она успокоилась.
Простите меня. Но я ужасно спешу.
Я провожу?
Нет-нет. Я должна отнести письмо
Письмо?
Воля вопросительно, будто имел право, смотрел на нее. Лиля вспыхнула.
Это письмо Максимилиану Волошину. Я прошу его оценить стихи одной
Нет. Пора сказать правду.
мои стихи.
И она быстро пошла по тротуару вдоль Большого проспекта. Воля двинулся за ней, нагнал и пошел рядом.
Вот почему вы вчера были такая! облегченно сказал он, Любите стихи. Хм. Я тоже люблю. Надсона.
Нет, увольте, отмахнулась Лиля и процитировала, «Муза, погибаю! Глупо и безбожно». Слишком мелодраматично. Зачем сообщать всем о своих личных метаниях? И потом, у Надсона нет школы, Воля внимательно слушал, Мне нравится другая поэзия
Волошин?
Да.
Воля взял Лилю за руки. Лиля остановилась.
Лизавета Ивановна. Послушайте.
Назревало нечто. Девушку бросило в жар, ладони взмокли, ей стало очень неловко, она сосредоточилась на этих липких руках. Что происходит? Зачем он держит? А если он спросит об их переписке? Что сказать?
Волошин?
Да.
Воля взял Лилю за руки. Лиля остановилась.
Лизавета Ивановна. Послушайте.
Назревало нечто. Девушку бросило в жар, ладони взмокли, ей стало очень неловко, она сосредоточилась на этих липких руках. Что происходит? Зачем он держит? А если он спросит об их переписке? Что сказать?
Я, конечно, стихов не пишу, но
Лиля, наконец, высвободила руки.
Лизавета. Давайте сходим куда-нибудь? Вы любите синема? Смотрели «Вия»? Или «Женитьбу»?
Послышался дребезжащий, стонущий, как больной под инструментом дантиста, звук трамвая. Лиля посмотрела в его сторону. Решилась и глянула Воле прямо в лицо.
Воля Боже, сколько раз она мысленно повторяла его имя, а сейчас оно стало просто кирпичиком из четырех букв, Возможно, у нас еще будет повод увидеться. Но теперь я спешу. И я не люблю синема. Простите.
Побежала к трамваю, проклиная себя за полноту, неловкость и прихрамывание. Как, должно быть, ужасно выглядит она со стороны!
Воля остался стоять на тротуаре. В его голове никак не укладывалась перемена в настроении Лили. Конечно, утонченная натура, пишет стихи. Видимо, ей хочется какой-то игры. Но Воля категорически не умел притворяться.
Лиля проехала несколько остановок, сошла с трамвая и со всяческими заговорами и мольбами об удаче опустила письмо в почтовый ящик. Поскольку почтовая служба работала исправно, выходило, что письмо Макс получит уже утром следующего дня.
***
Алексей Толстой по обыкновению проснулся очень рано, с рассветом. Чувствовал себя, опять же, по обыкновению, скверно. Но дисциплина стала его второй натурой, письменный стол требовал к себе, как стадион спортсмена: режим. Вчерашний вечер, как, впрочем, и позавчерашний, и общие с Волошиным вечера и ночи в поезде от Парижа были одним сплошным кутежом, который с трудом перенес бы менее подготовленный организм. Но Алексей любил кутежи, умел получать наслаждение от вин и яств, знал в них толк. Это Макс ценил в нем выше всего. Пока выше всего.