(Необходимо заметить, что фельдшер вполне соответствовал собственному определению).
Услышав это, стриженый наголо, с бешеными синими глазами призывник, или точнее сказать, с сегодняшнего дня гусь, повернулся ко мне.
Верю! сказал он пафосно, верю, братушки, что с сегодняшнего дня нас всех ожидает новая, необычайно интересная жизнь, о которой мы не могли и мечтать!
Тут один из его дружков с татуировкой AC/DC на плече и шрамом через бровь, вылил златоусту на голову таз воды и прервал высокую речь.
Отфыркавшись, говорун представился:
Панфил. Это погоняло! (затем он назвал свое имя) Я из Дудинска. Будем знакомы?
Бабай. Из Туймадска. (я тоже назвал имя) Знакомы будем. Мы пожали друг другу мокрые руки.
2
Через полчаса нас, переодетых в новенькую, пахнущую креозотом форму, отвели в учебную роту два сержанта, Налимов и Рязанов. Именно там, в учебке, в течение полугода нам предстояло осваивать некие секретные военные умения, о которых нам пока не говорили.
Место это называлось «бытовая комната». Бытовкa. Стены ее были украшены пугающими черно-зелеными плакатами. Изображенные на них, похожие на покойников, солдаты c восковыми лицами, в пять приёмов наматывали белоснежные портянки. Другие плакаты поясняли, как пришивать к форме погоны, петлицы и прочие шевроны. Всё было размечено по миллиметрам. Неточности не приветствовались.
Отдельно поражал воображение плакат, иллюстрирующий процесс подшивания подворотничка. Великая премудрость заключалась в том, что шов являлся секретным, а нитки не должны были быть заметны снаружи.
В бытовке сержант Рязанов бросил на стол сверток белого ситца и заорал:
Вот подшивка!!! Там иголки!!! Здесь нитки!!! Подшивайтесь!!!
А как это, простите, подшиваться? спросил интеллигентный Чучундра.
Так мы вам покажем!!! А тебе, гусяра, особенно!!! заорали хором Рязанов и Налимов.
И они нам действительно показали
Сержанты выдали нам огромные иголки и выкатили на столы три великанских катушки, черную, белую и зеленую. С сегодняшнего дня три этих цвета заменили нам все цвета радуги. Мы превращались в черно-бело-зеленых дальтоников на два ближайших года. Процесс пришивания и подшивания начался. Дело шло верно, но очень уж медленно. Кровь из исколотых пальцев пачкала нитки. Пришив одну из деталей, следовало предъявить её для осмотра сержанту. Тот, взяв деревянную замусоленную линейку с чернильной надписью «ДМБ-83», производил тщательное измерение и, найдя неточность, отрывал к черту, пришитое.
При этом сержант восхищался:
Прекрасно сделано! Но можно намного лучше!
Около часа ночи солдат, запомнившийся мне в бане татухой AC/ DC, осторожно поинтересовался у товарища сержанта, когда же мы пойдем спать.
Боец! радостно закричал сержант Рязанов, солдаты никогда не спят! Солдаты иногда только отдыхают.
Ну, когда тогда отдыхать? не унимался татуированный. А то меня ещё с проводин плющит, как черепаху.
Так скоро уже отдыхать, обнадежил нас сержант Налимов, вот все пришьете и отбой.
Закончили мы в три часа ночи. Еще какое-то время сержанты учили нас наматывать портянки красиво.
Намотано правильно. Но не красиво, говорил Налимов, необходимо перемотать. Вы же, гусяры, в Красной Армии. А красная значит красивая. В армии красивым должно быть все. И душа, и мысли, и лицо и портянки. Короче перемотать!
Наконец, настал долгожданный час отбоя.
Настоящий усталый солдат укладывается за сорок пять секунд, объяснил нам сержант Рязанов. Если боец не успевает отбиться за сорок пять, значит, он недостаточно устал. А если ещё не устал продолжаем тренироваться.
Рота! Сорок пять секунд, отбой! закричал Рязанов. Через короткое время стало совершенно ясно, что мы еще не вполне устали, поскольку уложиться в отведенное время не удавалось никак.
Рязанов зажег спичку, сказав нам, что горит она сорок пять секунд. Ясно дело, что никто ему не поверил. Но временем, впрочем, как и пространством в учебной роте заведовали сержанты.
Быстрее, пальцы жжет, кричал Рязанов, удерживая пылающую спичку за самый кончик.
Но мы все равно не успевали.
Он их, сука, бензином пропитал, шепнул мне Панфил, горят довольно быстро
Раз за разом мы строились в коридоре и неслись в кубрики, сшибаясь между собой, подковывая голени товарищей неразношенными кирзачами. Отбиться вовремя не удавалось никак. Каждый раз кто-то не успевал и сержант Рязанов, спаливший уже весь коробок, мяукал противным хриплым тенорком:
Не успеваем!
А сержант Налимов подвывал на октаву ниже:
Отставить! Рота, строиться в коридоре!
Было очень обидно, что последним, неуспевающим виновником очередного колеса этой чертовой мельницы, всякий раз оказывался кто-то другой. Поэтому невозможно было даже изматерить конкретного бедолагу.
Старинный философский постулат о том, что все виноваты во всем, обретал неожиданное реальное воплощение в непобедимой Советской Армии.
Именно этой мыслью я поделился с Панфилом, на бегу к заветным койкам, после того, как наши бритые головы столкнулись, произведя кегельный звук. Панфил отреагировал сразу. Потирая ушибленную башку, заглянул мне в глаза и спросил подозрительно: