Такое только из настоящих кубков. Пей!
Отказывать насекомому было страшно. Тем более что за его спиной стояла гигантская крыса, вооруженная ножом и ржавым трезубцем.
Спасибо пикнул я и влил в себя половину стакана.
Эффект от второго пришествия светло-желтой был иным. Я словно опустился в подземелье, где почему-то стали ярче цвета. Кузнечик и крыса больше не казались страшными, а горы хлама перестали быть чем-то единым. Сломанные игрушки, зонты, потрепанные книги превратились в артефакты. Сожаление вызывало то, что все они должны были ютиться в тесных коробках, когда душа требовала представить каждому сокровищу отдельную полку.
Улицы хорошо родят, пропищала крыса и кинула на стол тарелки с дымящейся снедью.
Еда выглядела прекрасно. Зарычал желудок. Брызнули слюни. Хотелось аплодировать, но в руке уже была вилка, хотелось свистеть, кричать браво, но рот был забит божественным салатом.
Вы превзошли себя, заклокотал кузнечик и принялся стучать по столу бутылкой светло-желтой, это немыслимо. Рецепт! Рецепт! Рецепт!
Я прожевал последнюю порцию салата и присоединился к Семенычу; облизал вилку и начал лупить ею по пустой тарелке. Вакханалия была остановлена отлетевшим куском керамики.
Тетя Крыса держалась за локоть и жалостливо попискивала. Кузнечик вскочил со стула, небрежно осмотрел рану и без особых раздумий залил ее светло-желтой. Крыса отдернула руку. Доктор, пожав плечами, отхлебнул из горла и передал бутылку мне.
Очередная порция солнечной жидкости неожиданно пробудила ярость. Со всех сторон на меня смотрели замученные вещи, выброшенные нерадивыми хозяевами и заботливо подобранные матерью Терезой в крысином обличье.
Я вытряхнул из ящика подгнивший картофель и стал отдирать гнилые доски.
Спятил! заверещала крыса.
Сзади на мои плечи навалился человек-кузнечик. Он потащил меня на балкон, расталкивая ногами коробки.
Я всего лишь хотел сделать им полки! заорал я, но рот мне заткнула волосатая рука.
Балкон был также завален вещами, но в отличие от остальной квартиры, запах здесь не казался таким сильным. Кузнечик поставил меня на ноги. Одной рукой он по-прежнему держал пластиковую бутылку, а другой открывал окно. Свежий ветер с улицы ударил в лицо, напомнив о том, как пахнет реальный мир. Желание делать полки угасло само собой.
О-о-о-о! затрещал кузнечик, Эт-то-не-тво-й-йа-и-ко-ко-на?
Я опустил голову и увидел фиолетовое художество Павлика. Божья матерь покорно лежала рядом с видеокассетой, на обложке которой разрисованный зеленой ручкой Кашпировский давал залу какую-то установку.
Да. Это она, подтвердил я и приложился к бутылке.
Сознание укутал мягкий светло-желтый туман.
***
Я лежал на своей кровати и смотрел, как ветер из форточки подергивает бумажную модель американского истребителя.
Доброе утро.
Я медленно повернул голову. За столом, подложив руки под подбородок, сидела грустная жена.
Доброе, ответил я.
Лежать было неудобно. Возможно, из-за того, что вместо привычной одежды на мне было надето жесткое разноцветное пончо, похожее на вязаный половик. Впрочем, я не исключал возможности, что это и был половик.
Заходил твой друг, сказала супруга, справлялся о твоем здоровье.
Какой друг? напрягся я.
Тот, с которым вы учили пожарных.
Учили пожарных?
Ага, жена встала из-за стола и подошла к окну, ты пытался вырвать шланг у одного из них. Николай Семенович скакал рядом и кричал, что нужно лить на потолок. Жаль, конечно, старушку.
Какую старушку? спросил я, вспомнив накрытые простыней носилки.
Тетю Клаву. Она пыталась спасти свои вещи, но успела вынести лишь несколько коробок, супруга вытянула руку и отвесила щелбан самолету. Картонный Боинг слетел с крючка и приземлился где-то за столом.
Я присел на край кровати. Из-под пончо на пол выпал прозрачный пакет, на четверть заполненный чем-то похожим на пепел.
А это что? испуганно спросил я.
Это супруга закусила верхнюю губу и стала разглядывать пакет, полагаю то, что осталось от иконы.
От иконы повторил я шепотом.
Я вновь вспомнил фиолетовые усы и бороду, вспомнил, как на Богородицу, жалобно смотревшую на меня из металлического ведра, полились остатки светло-желтой, и как пламя за несколько минут уничтожило все краски, превратив их в один черный цвет.
Вы позвонили батюшке, сказала жена, и спросили у него, что делать с испорченными иконами
А он сказал, что их нужно сжечь, продолжил я, и что пепел затем необходимо спустить в реку.
Я смотрел на пакет и пытался понять, успел ли я вытащить из иконы деньги или все они сейчас лежат прямо здесь у моих ног. А если все-таки успел, то где они?
Ничего страшного, съездим в Ейск в следующем году, попыталась утешить жена, кстати, ты обещал научить меня готовить какой-то салат
Пражский, тихо ответил я и поплелся в ванную. Едва я скинул с себя дурацкий половик, как в дверь позвонили.
Это к тебе, окликнула супруга.
Я вышел в прихожую, обмотавшись полотенцем. На пороге стоял Семеныч. Вместо приветствия он протянул мне перевязанную красной атласной лентой стопку рамок.
Вот сосед, сказал пенсионер, абсолютно не смущенный моим видом, как и обещал. Отличное приобретение!