Травы, подумал Алексей как-то отрешённо. Вкус порошка, незнакомый и вначале не вызвавший никаких ассоциаций, вдруг стал тревожить. Что-то очень глубокое, очень давнее
Двое с отморожениями. Ещё двое с пустяковыми вроде бы, но опасно гноящимися ранами. Наконец, все больны, у всех кашель, половина мается животом
Он знал, что нужен отдых. Особенно сейчас, когда дошли, дошли в обоих смыслах. В этом последнем рывке сгорели все силы. Но жуткое чувство, будто по пятам идёт даже не кто-то а что-то. Тупое и безглазое. Заведомо необоримое. И спасение только в движении, в заячьих зигзагах, прыжках, заметании следов но след проступает, проступает, проступает как кровь сквозь снег
Стоп, приказал он себе. Даже не думать об этом. Не думать о том, что замыслил, потому что тогда выдашь неизбежно. Движением брови. Остановившимся взглядом. Фальшивой нотой в заданном вопросе.
И всё же он огляделся по сторонам так, будто прощался с тем, что видит.
Впрочем, почему будто? Он действительно прощался. Просил простить. Зная, что прощения ему не будет никогда.
Деревня Хотиба была немаленькая, в сотню домов, с храмом и базаром, с кожевней, ветряной мельницей и кузницей; принадлежала она по ленному праву акриту Афанасию Виолету, который, впрочем, очень давно не показывался в своём доме, высоком тёмном тереме, стоящем среди высоких сосен совсем немного в стороне от прочих построек. За домом присматривал сам староста, безрукий и одноглазый ветеран прошлой конкордийской войны. От господина своего известий он не имел с апреля
Посты Алексей не ставил сами деревенские разбежались и вдоль дороги, и по тропам, и к каким-то тайным бродам через болота и речку Свись, постоянного русла не имеющую и в зависимости от дождей и вообще от погоды оказывающуюся то тут, то в трёх верстах. По всем соображениям, вряд ли следовало ожидать нападения сегодня или завтра а главное, деревенские прекрасно понимали, что им не поздоровится, если конкордийцы накроют здесь бродиславов так стали называть остатки мелиорской армии, оказавшиеся в тылу победителей. Всем бродиславам приказано было разоружиться и разойтись по домам, в противном случае они, а также те, кто их укрывает, подвергнутся жестокому наказанию.
Да, подумал Алексей, чтобы укрыться, места лучшего, чем этот полуостров среди болот, не найти И это знаю не только я.
Болотьё, так край звался, лежал в междуречье Свиси и Кадилы, двух небольших рек, текущих на восток, сливающихся а далее пропадающих в гиблом краю Солёной Камы, части Дикого Брега совершенно непроходимой смеси болот, озёр, речек, морских лиманов и торчащих среди этой грязи и воды голых скал с плоскими вершинами, заросшими кустами и карликовой сосной. Нога человека там не ступала или почти не ступала С другой стороны Болотьё отделяли от внешнего мира невысокие, но сильно изрезанные горки Монча, через которые проходили только две дороги: на север, на Бориополь и на Столию. Этими дорогами как бы обозначалась принадлежность сих земель
Прихрамывая, шёл навстречу рыжий трубач Главан. В сотне Алексея он был единственный конник из не-азахов и потому ко всем, включая командира, относился как бы покровительственно.
Во дела, командир, сказал он чуть изумлённо. Тут, оказывается, степняки дней восемь гарнизоном стояли. Платили за всё щедро Третьего дня ушли, специальный гонец прибегал. А серебро ихнее глянь, и он показал кружочек из зелёного камня. Обернулось
Алексей взял кружок, покрутил в пальцах. Нефрит. В Степи идёт на вес серебра. Всё будто бы честно Но нефрит этот был мёртвый куда более мёртвый, чем камни, что десятками лет валяются при дорогах. На нём угадывался какой-то рельеф, но ни на ощупь, ни глазом Алексей не сумел разобрать даже рисунок это или надпись.
И много ли таких? спросил он.
Наверное, немало, сказал Главан и повторил: Платили щедро
Собери ещё штук пять-шесть, велел Алексей. Понадобится потом.
А чего их собирать, вот они Главан вынул из кармана горсть каменных бляшек. Людям не нужны.
Людям не нужны Алексей посмотрел прямо в глаза Главану. Они были серые с мелкими тёмными точками.
Ну да. А как же иначе? Явно же чародейская масть, опасаются люди-то
Алексей взял бляшки. Холодные
А чего ты не спишь? спросил Алексей странным даже для самого себя тоном.
Не знаю, Главан даже, кажется, растерялся. Лёг, а по мне кто-то скачет. Думал, блохи. Посмотрел нет никаких блох Ну, я и пошёл прогуляться. Может, кто баню топит Как там кесаревна-то наша?
Алексей молча покачал головой.
Понятно Что делать-то будем, командир?
Думаю.
Не нравится мне, что они так вот собрались и ушли, сказал Главан. Не ловушка ли тут нам расставлена?
Может, и деревню за этим же самым поставили? Народом населили?
Зря смеёшься, командир. Вот как хлынут змеи с неба
Я не смеюсь. Просто если считать, что они такие всё наперёд знающие, то надо сразу на спину лечь и лапки повыше задрать
Устал ты, командир, сказал Главан. Поспал бы сам. Помрёшь ведь.
Попробую, сказал Алексей. Правда, давай-ка найдём кого-нибудь, чтоб баньку натопил
Искать не пришлось. Нельзя сказать, чтобы деревенский люд был так уж обрадован появлением из трясин трёх десятков донельзя грязных, оборванных, голодных и измождённых воинов, но это были свои воины, и просто нельзя, немыслимо, невозможно было не накормить их, не обиходить и не пригреть.