Топите баню, распорядился знахарь. Имя его было Памфалон.
Дочки старосты тут же бросились исполнять приказание, а знахарь раскрыл свою сумку и принялся разбирать травы. Травы хранились в пергаментных мешочках со старинными полустёршимися надписями.
Почтенный Памфалон, неуверенно сказал Алексей, но ведь после бани организм больной будет слишком восприимчив к холоду
Если вы потащите её дальше, она умрёт, сказал знахарь, не отрываясь от своих мешочков. Пряный вперемешку с пыльным запах распространялся по комнате. Вполне возможно, что она умрёт и здесь. Силы, чтобы жить, у неё немного. Но если вы её потащите, она умрёт точно.
Если мы не потащим её, нас настигнут и убьют.
Опять война знахарь качнул большой седой головой. Когда же вам надоест, молодые?
Почтенный неужели нельзя использовать какое-то средство чародейство, может быть? Алексей замялся. Сказать, подумал он. Мы уже ничего не теряем Отец, я скажу, но ты молчи. Это наша кесаревна. Дочь кесаря Радимира. Последняя наследница
Разве же ей осталось что-то в наследие? знахарь совершенно не удивился, как будто бы полумёртвых кесаревен на долгом его веку приносили сюда, в болотный край, раз пятнадцать. Дом её сгорел
Дом горит, сказал Алексей. И ещё не все потеряли надежду потушить его.
Вот так, да? знахарь высыпал что-то на ладонь, понюхал, пожевал губами. Протянул Алексею. Не все Хм. Попробуй-ка, есть ли горечь ещё?
Алексей взял щепоть бурого порошка, лизнул. Порошок походил на подсоленный торф. Но через болотизну проступала далёкая едкая горечь.
Есть, сказал он.
Это хорошо, медленно протянул знахарь. Так, значит, надежды не теряете?
Не теряем, отец.
Что же Только вот мало вас, молодых, и всё меньше и меньше
Алексей не ответил.
Два последних месяца унесли столько жизней даже он, воин, человек с дублёной душой, внутренне сжимался, когда пытался представить себе разом всех убитых и покалеченных. Конечно, его воображение питалось только рассказами очевидцев и участников тех дел быстро же прижилось новое словцо, обозначавшее сразу всё: от мелкой стычки разведок и разъездов до иной раз многодневного боя тысячных отрядов, что последовали после разгрома при Кипени; но и рассказов достаточно было для бессонницы Мелиора истекала кровью. Что, однако, пугало более всего, так это неурочные холода явно чародейской природы. Частью погиб первый недоубранный урожай и никто не сомневался в том, что второго урожая в этом году не будет вовсе
Значит голод. Не зимой, так весной.
Но дожить до зимы, а уж тем более до весны
Что ж, пусть на Кипени мелиорская армия потерпела поражение но и конкордийцы со степняками получили страшный удар. И не то важно, что в открытом бою их разгромили, и только чародейское вмешательство превратило их поражение в победу хотя нет, и это важно: честный воин, может быть, промолчит об этом, но знать-то всё равно будет нет, другое: тот, кто наслал испепеляющие тучи, не стал различать, где чужие, а где свои прихлопнул всех разом. А такое уже не прощается
Немало дезертиров из армии-победительницы бродило сейчас по лесам и побережьям, ища способ добраться до родного берега. Они угоняли у рыбаков уцелевшие лодки, самые бесшабашные вязали плоты. Но в основном они просто скрывались, чего-то выжидая. Нескольких таких дезертиров захватила по пути сотня Алексея, и прежде чем предать их лёгкой смерти, Алексей поговорил с ними. Велика, очень велика была их обида на своих начальников или на тех, кто стоит над начальниками
Однако несмотря на всё это, конкордийская армия медленно и настороженно продвигалась на юг и, по некоторым сведениям, ступила уже в долину Вердианы. Значит, был открыт путь и на восток, к башне Ираклемона, к Кузне и хотя именно в ту сторону отступили остатки мелиорской армии, ясно было, что заслон этот падёт при первом же серьёзном нажиме: ни северяне, ни южане не захотят умирать, защищая бессмысленный, малонаселённый и всеми нелюбимый Восток
Чародейства просишь знахарь сложил свои кульки, сплёл пальцы; Алексей только сейчас увидел, какие у него огромные руки руки молотобойца, кузнеца Кузнец и знахарь. И значит неизбежно чародей. А того не знаешь, что сети раскинуты, и паук лишь ждёт, когда муха дёрнет нить Не муха, нет, вдруг улыбнулся он, но улыбка лишь подчеркнула мрачность его лица. Мотылёк.
Отец, Алексей пристально посмотрел на него. Где-то высоко и уже не впервые прозвучала долгая музыкальная фраза: тема неизбывной страсти из действа «Свеча и мотыльки» Ты знаешь больше, чем говоришь. Я вовсе не хочу, чтобы ты говорил всё то, что знаешь. Но делай!
У тебя вовсе нет причин верить мне.
Есть по крайней мере одна. Ничего другого мне не остаётся.
Здесь ты тоже ошибаешься хотя прав в одном: нельзя допускать лишних слов. Тогда иди, распорядись мужчинами. Мне и девки помогут
Сотня Алексея никогда не насчитывала более сорока бойцов. Сейчас их осталось двадцать восемь, и Алексей знал из этой деревни выйдет ещё меньше. У двоих азахов отморожены были ноги очень серьёзно, безвозвратно. Пройдёт ещё несколько дней, чёрные стопы сморщатся, резко обозначится граница между живым и мёртвым и тогда азаху нальют кружку хлебной водки, а потом один товарищ быстрым взмахом ножа очертит разрез чуть повыше чёрного струпа, оттянет кожу а второй тут же рубанёт саблей, а третий раскалённым в огне каменным пестом коснётся раны если неопытный то всей и как следует, чтобы пошёл дым, а если не в первый раз то легонько и в четырёх-пяти местах потом оттянутой кожей культю прикроют и забинтуют холстяным бинтом, сверху положат сухой мох и снова забинтуют у азахов не было специальных лекарей и знахарей, каждый мужчина мог сделать многое: зашить рану, срастить перелом, пустить кровь, найти в степи или лесу нужные травы