Впрочем, в вентиляционные щели двери могут поднапустить газовой отравы. Никакой хрупкий спичечный коробочек не спасет. Взломают и выпотрошат всё купе, как это случилось год назад со знакомыми ювелирами. Главное, чтоб не лишили жизни, моральные уроды, остальное всё наживаемо. Ювелиры после грабежа в поезде и довольно тяжелых травм выжили и продолжили свой небезопасный бизнес, но уже в эмиграции, в Германии.
Федор тяжко вздохнул своим унылым, тягостным мыслям. По глубокому противоречию многогранной человеческой души он все же сожалел, что фигуристая брюнетка в благоухании дорогих духов не осталась рядом в купе. О любовных утехах Федор, разумеется, не помышлял. С брезгливостью вспомнил свой единственный неудачный опыт с сокурсницей в подобных вагонных обстоятельствах, при неожиданной совместной командировке. Судорожные, потные объятия скорее напоминали встречу и расставание при минутной остановке поезда на далеком полустанке, когда безнадежно влюбленный сельский механизатор встретил на минуточку свою давнюю школьную любовь, которая вынужденно вышла замуж за среднеазиатского военного и проживала нынче, скажем, в далекой южной Кушке.
Как там говаривали на военных сборах опытные «деды», отслужившие в армии перед поступлением в институт? Есть в Союзе три дыры: Эмба15, Кушка16 и Мары17.
Как там говаривали на военных сборах опытные «деды», отслужившие в армии перед поступлением в институт? Есть в Союзе три дыры: Эмба15, Кушка16 и Мары17.
Неудачника и скромнягу Федора заинтриговала неукротимая натура брюнетки, за которой угадывалась незаурядная биография. Теперь же ему была гарантирована бессонная ночь, полная мучений и разочарований своими поспешными решениями. Первыми же своими откровенными поступками и фразами брюнетистая стерва подогрела интерес и любопытство скромного холостяка.
Федору, похоже, впервые в жизни начинало везти на поприще любовных авантюр. И поплеваться бы через левое плечо, чтобы не сглазить и ни накаркать чего-либо худого.
Минут через двадцать после ухода брюнетки, когда, казалось, все тихо и мирно разрешилось, дверь с грохотом отодвинуло в сторону. В купе выперло огромную тётку в искрящемся розовом синтетическом халате с потрясающим утесом грудей. Эдакую Наталью Крачковскую кавказского происхождения. Из недр ее необъятной разъяренной утробы прохрипело:
Какого хрена вы подсунули мне эту стерву! Эту лярву! Эту курву! Эту шлюху!
Приятно, когда столько сочных эпитетов и все совпадают с брюнеткой. Бедный толстяк, научный работник прикидывался спящим, скукожился под одеялом в калачик, подтянул коленки к подбородку и затаил дыхание, хотя именно к нему обращалась мощная дама, в поведении которой угадывалась необузданная любовница, к примеру, директриса мясного торгового павильона на рынке или продуктового магазинчика.
Или вы заберете свою бэ обратно, обратилась она к Федору, или сами ступайте к ней в наше купе. Иначе я закачу скандал на всю ночь!
Свою?! С каких это пор «мою»?! Послушайте, попытался Федор урезонить толстенную фурию, третий час ночи! Мне завтра на работу к восьми утра! и решил сделать неловкий комплемент:
Неужели две воспитанные, культурные женщины не могут, молча и спокойно, лечь спать в две разные постели?
Эта паразитка меня оскорбила! заявила расстроенная тяжеленная толстуха, грузно и решительно уселась на постель Федора, не собираясь уходить. Матрас под Федором вспучило. Его подбросило, по принципу сообщающихся сосудов, и он треснулся затылком о полочку на стенке.
Я ей культурно намекнула, чтоб вернулась в свое купе захныкала тетя. А она она!.. Мерзкая тварь назвала меня бэ! Меня, мать троих детей?!
Значит, уходить мне, догадался Федор.
Толстуха не отрывала горящего взора от трясущегося под одеялом толстячка. Выбора не оставалось. Федор с готовностью, с позорной радостью потащил свою дорожную сумку, клетчатый, клеенчатый баул и верхнюю одежду в дальнее купе перед туалетом, где ожидала именно его появления свирепая, но великолепная в своей черной ярости брюнетка. Она сидела на полке в позе киргиза у костра, сложив ножки крестиком, успев переодеться в фирменный спортивный костюмчик «Reebok»18 нежно розового цвета. Свои импортные шмотки, пропахшие насквозь дорогой парфюмерией, но с иным, резким и удушающим запахом, чем брюнеткины, мягкие и запашистые духи, толстая дама забирала сама и прошипела на прощание:
Сама «бэ»!
Это я «бэ»?! взвилась попутчица Федора. Это ты самое большое «Б»!
Это я-то самое большое «Бэ»?
Да! Ты! заорала брюнетка. Самое агроменное!..
Молчать! Обе! гаркнул Федор. Скандальные дамы приятно удивились его громкому баритону. Впервые, со времени отправления поезда, разглядели в тщедушном, худосочном пассажире не юношу, но мужчину. Федор задвинул дверь в купе, решительно вытеснив тощей грудью мощный бюст толстой дамы в коридор.
Всем отбой!
Только женщины умеют вести столь содержательные беседы до бесконечности, пока не вцепились бы друг другу в волосы.
Только без базара, девушка! Хочу одного и один спать, спать и спать, предупредил Федор пыхтящую от злобы, раскрасневшуюся брюнетку и улегся в чужую развороченную постель.