Томас Венцлова - Искатель камней (сборник) стр 2.

Не в силах нам помочь, зима назад
отходит тихо. Между городами,
надиром и зенитом, между нами
молчанье шелестит, как некий сад.

За стен квадраты, за квадрат
дверей, и за квадрат
окна, и дважды два подряд
за лампу в сорок ватт,
за страны, где нас нет, за взгляд
на карту, за разлад
под крышей дома, где темнят,
за ясный воздух над,
за паровозов белый чад,
за ключ и каземат,
за нас и дважды, и стократ,
и дважды два стократ,
за то, что знают провода,
за жизнь под толщей льда,
за то, что два плюс два не два,
и дважды два не два.

Холод сумерек встретил меня.
Выйдя в город сквозь черные арки,
я увидел вокзалы огня
и за ними ноябрьские парки.
Эта местность с кирпичной стеной,
луч стоваттный, куда-то ведущий
и сбивающий с толку, в иной
мир, в его лабиринтовы кущи.

Ариадны и Миноса дом,
для жилья, пусть на время, пригодный,
обеззвученный аэродром,
погруженный в туман беспогодный.
Но, как прежде, полны поезда
столько воздуха, горя и шири!
Так отбывший свой срок иногда
по конвою скучает в квартире.

Я увидел родные края
те, что мне задолжало пространство.
«Остров, памятник, улица»,  я
повторял, узнавая убранство
этих мест. «Я уеду чуть свет»,
говорил, и душа, на границе
пребывая с живыми, на нет
поспешала сойти и сродниться

с тьмой. Приблизились вновь адреса,
лабиринт, Ариадна и Минос,
исчезающие голоса
я ловил, но, не в силах найти нас,
был ни в запертом доме с ковром
и картинами, мне не родными,
ни в небесных хоромах, ни в дыме
дня, ни в Дантовом круге втором.

Так смиряют ход стрелок, точней
с бытием расстаются не сразу,
только, я бы сказал, все длинней
расстоянье, не видное глазу,
до вчерашнего,  памяти круг,
ширясь, вытянет радиус,  только,
притворившись, что сделало крюк,
станет прошлое тем, что умолкло.

Что увидишь сквозь темный покров,
в этой яви, с собой разлученной?
Не разрушил поток берегов,
окантовки Коцита мощеной.
Что ни смерть, то отдельная весть.
Ты умрешь, но не стихнет звучанье
тех, кто жив. Все, что есть, все, что есть,
девять муз. Девять муз и молчанье.

Там, где город кружится и снег
все бредет в переулок фонарный,
где укутан в туман человек,
есть запас, слава Богу, словарный.
Там, где друг не успеет помочь,
в этой самой печальной невстрече,
пустотой окрыляется ночь
и вседышащим ангелом речи.

Не прощенья, не смерти прошу,
не забвенья, не правды предметной
первозданный оставь только шум
над землей ледяной, беспросветной.

Постой, постой. Во фразе пульса нет.
Границей крыш отчеркнутый восход.
Чуть молвит что-то снег огонь в ответ.

Противовес по грунту чертит след
и замедляет маятника ход.
Постой, постой. Во фразе пульса нет.

Зеркальной пустотой не мир воспет
в ней, отразясь, чертеж его плывет.
Чуть молвит что-то снег огонь в ответ.

Зэк видит, возвратясь: небесный свет
пересекает проволока вброд.
Постой, постой. Во фразе пульса нет.

Клочок пространства, время без примет
берут, обволокнув нас, в оборот.
Чуть молвит что-то снег огонь в ответ.

Все, что уйдет в песок с теченьем лет,
к лицу прижалось. Ангел не поет.
Постой, постой. Во фразе пульса нет.
Чуть молвит что-то снег огонь в ответ.

Тяготенье вселенной берет в сентябре нас в полон.
Только веки прикрой и услышишь, как лист
пролетает
и касается тучи и ставня, и крышу латает.
В черепице подальше от рук успокоится он.