Из дальнейшего рассказа следовало, что вельможа, не зная, что делать с пленными, задумал сначала выкинуть их из шаттла над морем, но какой-то его «сердобольный» товарищ предложил передать их охотникам. Те же, как только транспорт вельможи удалился за горизонт, сами прихлопнули племянниц Фарука, понимая, что за слабых девчушек денег не заработать, а вот молодые и быстрые парни запросто пойдут с молотка. Впрочем, Фарук как будто не горевал о родственницах воспитанных в любви и раболепии к неоафинянам, он даже оправдывал действия охотников и лишь горевал о потерянной работе.
Да к тому же я почти и не знал сестер! словно оправдываясь, закончил он свою грустную историю и погрузился в воспоминания о прекрасной поре прислуживания неоафинянам на курорте.
Было понятно, что здесь Фарук намеревался действовать по тому же плану, надеясь, что инспектора разглядят в нём почти что равного, что своей искренней любовью к одному из них он спасёт себе жизнь и, возможно, даже станет членом мира, о котором мечтал с детства.
Артур же был ошарашен первым с момента выхода из карцера разговором. Он даже на мгновение разуверился в системе своих ценностей, в которой абсолютным злом были Неоафины. И были там, как ему казалось, вполне заслужено. Однако через несколько дней, постаравшись переговорить со здешними заключенными, он немного успокоился остальные люто ненавидели страну, в которой оказались. К сожалению, эти разговоры обнаружили и один неутешительный факт более или менее легко изъясняться он мог только с Фаруком.
После нескольких дней невыносимого молчания Артур уже хотел было вновь заговорить с ним, как вдруг в тюрьму прибыла делегация.
III
Группа из нескольких лощёных стариков с неестественно гладкой кожей лица вошла в помещение, где содержались пленники, и остановилась посреди прогулочного комплекса вольеров для «недолюдей» в окружении десятка похожих друг на друга, словно две капли воды, охранников. Совершенно не стесняясь находиться на всеобщем обозрении, они что-то долго обсуждали друг с другом, активно жестикулировали и указывали пальцами то на грубо скроенные хибары, то на бассейн, имитирующий самодельный деревенский пруд, то на самих заключенных, которых старики заинтересованно рассматривали, словно породистых скакунов, подходя к ним порой на расстоянии нескольких шагов.
Наконец, вдоволь насмотревшись на обитателей вольеров, взволнованных их визитом, они что-то сообщили находящемуся при них коменданту объекта. Тот услужливо кивнул, а затем резко взмахнул рукой. Через секунду воздух разорвал громкий неприятный писк, зовущий заключённых на линейку.
Вылезая из камер, из бутафорских хижин или просто поднимаясь с пола, пленники подошли к группе и выстроились в шеренгу по одному.
Подбежали инспекторы по защите прав «до-людей». В этот же момент к делегации подошел и делец, купивший ранее партию Артура. Вместе с одним из стариков, окруженные клонами-охранниками, они подошли к шеренге и стали быстро и умело отфильтровывать пленных.
Беру, беру, нет, беру, нет, нет, беру
Стойте! одна из стоявших рядом защитниц животных, по-видимому вспомнив, что она не за просто так получает свой хлеб, с озабоченностью, ей одной кажущейся искренней, стала доказывать, что кого-то из пленников нельзя ни в коем случае забирать. Прибывший с делегацией старик неожиданно быстро согласился с её доводами, видимо ценя своё время, и тем самым лишив инспектора возможности показать себя героем гуманизма перед своими коллегами.
Группа быстро приближалась к Артуру, с грустным равнодушием смотрящему куда-то сквозь пол. Услышав перед собой «беру», он будто вышел из транса и даже с каким-то облегчением поднял голову. «Теперь хотя бы не будет мучительной неизвестности», горько улыбнувшись, подумал он и повернулся в сторону удаляющейся группы сортировщиков.
В этот момент он заметил Фарука, включившего на полную все свои чары. Юноша скорчил невыносимо отвратительное, жалостливое лицо, видно рассчитывая, что за него замолвит словечко одна из инспекторш. И точно, как только старик встал напротив Фарука, между ними протиснулась защитница прав животных, молодая блондинка, бывшая недавно, судя по до сих пор не откорректированному кадыку, мужчиной. Не сказав ни слова, она лишь категорично мотнула головой, коротко давая знать Старику, что тщедушного мулата брать не стоит. Группа пошла дальше, а Фарук получил мимолётную улыбку инспекторши, защитившей его.
Сукин сын, добился-таки своего! недалеко от Артура кто-то выругался шепотом на известном ему языке.
Эй, так ты говоришь по-русски! удивленный этим открытием произнес Артур, поворачиваясь в сторону говорившего.
Пленник, произнесший ругательства в адрес Фарука, скорчил неопределенную гримасу. Он был одного с Артуром роста, но коренастее и мощнее его, отчего по сравнению с последним казался даже ниже. На голове его был неопрятный ёжик светлых волос видно на свободе он брился налысо. Мощные руки незнакомца были забиты татуировками по самые кулаки. Артур присмотрелся к рисункам они были посвящены типичным в его родной местности мотивам: декларации отказа сдачи в плен и желанию победы любой ценой. Множество еще не заживших ран на правой руке говорили, что его сосед оказался у неоафинян не добровольно.