Двигатель замер, но все молчали. Глушь подавляла. Травы, хоть и цвели, томили. Всем было страшно в их чадный хаос, всем, вероятно, кроме спокойного с виду Власа.
Нравиццо? Лена ляпнула, но чуть зло, раздражённо.
Дима вник, отчего винят женщин в разных грехах. Вот Лена: их провоцирует, хотя все здесь из-за неё, блин! В действиях и в словах, наговоренных и предпринятых на далёкой теперь уж трассе, тайный мотив быть с нею. Он, кстати, сам ведь начал в той мысли, что с ней расстанется и она в Москве будет с Максом. Вспомнив идиллию двух влюблённых на море, он отрицал её низвержением «штампов» отдыха. Перешли на Россию, что выражает «глушь». Все решились в глушь.
Он лично чтобы быть с Леной.
Макс чтобы спать с ней в сердце России.
Влас и Хо не таскались за Леной, если уж честно Но Дима чувствовал, что не будь с ними Лены, не было б и поездки в глушь. Ведь не зря Влас и Хо уступили. Главный же довод что и сейчас, при всех тревогах, он хочет Лену, думая, как сидит она, почти голая, сзади, сдобная и манящая Сходно Хо её хочет, если мужчина, Влас её хочет, хоть притворяется, что, мол, по фиг. И паренёк трогал лифчик Женщина виновата. Женщина затемняет мозг, формулировал Дима и соглашался быть затемнённым с Леной, чем просветлённым, но без неё зато.
Макс открыл свою дверь.
Кут. Ведьмин! выпалил паренёк с хорьковатым лицом и выпил.
Имя-то от чего?
От ведьмы. Ведьма жила тут.
В древности?
А я знаю?.. Всё, кент. Бывайте Мне, слышь, пивасика на дорожку Вылезши, гид пошёл прочь.
Чёрт, позабыли, вспомнил Макс, провиант купить В селе есть ларёк? он окликнул, и гид кивнул ему.
Съездим, молвил Макс. Всё осмотрим да съездим Стой! он окликнул вновь. Подвезём!
Паренёк шёл проходом, сделанным в травах джипом, и не ответил, лишь помахал рукой.
Все сидели, глядя на крышу, стывшую над кустами. Пахло дурманом, пчёлы гудели, травы стесняли джип, осыпаясь пыльцой и блошками. Зной был зол, и хотелось, чтобы машина, сдав назад, выбралась в поле, где посвежее.
Он не остался Ты предлагал подвести его, он ушёл, вёл Дима, двинувши дверцей. Вдруг дом развален? Я ездил к бабушке, и у них, как пошла ельцилюция, доски в избах, что без хозяев, сняли с полов, свет срезали; всё украли. Здесь то же самое Он сбежал, чтоб не отняли деньги В доме разруха. Надо назад, к селу. Там мы снимем сарай да койки. Здесь всё не то, блин. Чую!
Лена, взяв розовый и гламурный iPhone, сказала: Связь. Всё в порядке!
Тягость ослабла: цивилизация даже здесь, в глуши.
Спрятав сотовый, на котором играл, Влас бросил:
Будем сидеть? За дело.
Дверцы открылись.
Вылезши, все стояли молча, робея. Только у Димы и Власа, как у высоких, головы выше трав. Прочим жёлтые, также красные, также белые либо синие расписные соцветия лезли в лица. Стало не душно, но зной усилился. Солнце жгло с небес.
Глушь! Как в Африке! Лена в стрингах, в лифчике жалась к джипу и потянулась взять снятые у футбольного поля шорты. Я не терплю жуков Змеи есть здесь? Эти, гадюки?
Здесь щитомордники Не грузи вот так сразу, Лен, выдал Макс. Погребём давай к дому, определимся.
Нет, я купаться Кто со мной? Лена двинулась, но вернулась в джип за ракеткой, коей постукала по цветам и стеблям, так и не сделавши шаг в колючки. Максик, боюсь я. Сделай ход, придави траву!
В дом сперва, толковал тот, глядя на крышу в кипени листьев.
Хватит вам Влас полез в хаос трав мощным боком, двигая берцами.
Кто рискует, тот пьёт! хмыкнул Хо, тронув вслед.
Остальные направились по проделанной тропке в колкой крапиве. Задней, с ракеткой, охая от ожогов, прыгала Лена.
Подле сирени ткнулись в плетень. Влас хмурился носорожьими глазками на лице в мелких оспинах над большим подбородком в жёсткой щетине Нужный тип в силовых всяких органах, понял Дима: мощный, решительный и надёжный, с комплексом твёрдых принципов. Будет асс ФСБ; а не то и шеф «Альфы», группы элитных.
Вздумал ломать, Влас? выложил Дима. Лучше не трогать. Где-то калитка. Ведь заходили?
Факт, согласился Влас и продвинулся вдоль плетня.
Легче! крикнула Лена. Вдруг здесь есть змеи?
Вызовешь скорую, бросил Влас.
Ветхий тёмный плетень предварялся сиренью, росшей вкруг дома. Висли две тряпки, полуистлевшие Проломились к калитке. Влас её отворил с трудом. Дом стал виден.
Ветхий тёмный плетень предварялся сиренью, росшей вкруг дома. Висли две тряпки, полуистлевшие Проломились к калитке. Влас её отворил с трудом. Дом стал виден.
Собственно, и не дом. Изба.
Под соломенной кровлей, выжженной солнцем, морщилась стенка дикого камня с окнами, очень узкими. Дверь дощатая была с ручкой, древней, железной, ржавой до дыр почти. Влас прошёл двором, сквозь траву, до крыльца из неровных плит камня и обернулся. Не как близ джипа, ждавшего в рву в бурьянах, здесь был вид шире. Где сирень разрывалась, виделось, как склон сходит в ивняк, за которым другой склон в солнце. Понизу речка, тёкшая из тех Ивиц. Где-то за речкой и припирающим её склоном трасса, правда, не видная, в сорока километрах, судя по карте. Рядом был столб, от которого вдаль к селу шли провисшие провода.