Альба играл простенькие мелодии, стилизованные из крестьянских песен приморского юга. Звук то накатывался, то отступал, то звенел, то едва шуршал как волны спокойного моря. Зоэ прикрыла глаза и попыталась вспомнить, какое оно море, любимое с первого взгляда и, увы, недоступное теперь для королевской плясуньи, обязанной жить во дворце.
Море зеркало, отражающее ветер во всех его проявлениях. Море шелк полога, скрывающего душу мира, непостижимую, как глубины. Море средоточие движения и перемен, оно отрицает пустоту самим своим существованием наполненной чаши
Утром Зоэ долго глядела в окно, на гладкое блюдо неба, поставленное боком, обтекать от жирной корочки рассвета. На душе было светло, губы норовили сложиться в улыбку ночью снилось море, голоса ветров шуршали, окликали. Жаль лишь, что даже во сне море было далеко и голоса тоже.
Аль!
Недалече он, ты не страдай, отозвался старый Челито, скрипнул стулом и зашаркал к кровати. Выпей вот, я навел с медом, сладенько. Нелюдь твой ушел кормить лошадку. Рыжий-то, тот что навроде абордажного крюка во все впивается, науськал его вечёр: не униматься, мол, покуда своего не заполучит.
Вкусная вода Зачем ты зовешь моего Альбу нелюдем, дедушка? осторожно укорила Зоэ. Аль хороший, он семья мне, как и ты.
Много ли он в жизни-то разумеет? привычно посетовал старый моряк, принимая кубок и устраиваясь в кресле. Неразумный, невзрослый, весь прок от него что струны дергает да рапирой стращает мирный люд. Разумения нету. Да хоть вот нынешнее дело: учудили непокой, всех поразогнали, слуг королевских запугали А кто нам первый благодетель? Кто славному дому хозяйка? Я-то помню всяк день и лампады в храме зажигаю: её величество поминаю, здравия испрашиваю для них. Уж спасибо им, милостивая душа, с понятием. А нелюди что? Пустые они. Суета их бестолковая Зазря нагнали страху, ведь под рукой самой владетельницы Атеррийской и всея Эндэры нет бед для тебя, внучка. Так и знай: токмо польза.
Секретаря нашли? самый опасный вопрос Зоэ задала шепотом.
Секретаря нашли? самый опасный вопрос Зоэ задала шепотом.
Сам явился, повинился, прощение обрел, кивнул Челито, и загорелое лицо прочертили темные складки улыбки. Всякое бывает, порт он иной раз и святому жабры встопорщит.
Зоэ хихикнула, представив сухого серенького секретаря в водорослях, с жабрами, да еще «встопорщенными». Воображение ловко нарисовало кабинет и умницу Бэль в строгом черном платье, и испуганного секретаря воображение подсказало, как он без звука разевает рот, глядит мелкими глазенками на королеву, в холодном гневе более опасную, нежели любой шторм.
Продолжая хихикать и пожимать плечами, Зоэ дождалась, пока Челито выйдет, выскользнула из-под одеяла и принялась драть костяным гребнем кудри. За время жизни во дворце, повинуясь похожему на приказ совету королевы, плясунья ни разу не укорачивала волос, и теперь они плащом укутывали тело, спускались по бедрам. Зоэ неодобрительно продрала самые длинные пряди, подозревая: еще год и дотянутся до колен Второй совет королевы она дерзко нарушала каждый день, если не шла плясать на площадь. То есть волосы распущенными не оставляла, сплетала в свободную косу, прихватив в середине лентой.
Дедушка! крикнула Зоэ в полный голос, поправила платье и затянула на талии шаль вместо пояса. Деда! А где Вико?
У королевы, тонет в море гнева, ехидно сообщил от окна голос дона Эппе. Н-ну, и пока он там тонет, я тут, на суше, цел и сыт, стерегу тебя.
Подглядываешь, заподозрила Зоэ, подбежала к окну и раздвинула шторы, привязала их лентами, чтобы не застили вид на румяное утро и бледного, но по-прежнему неуемного Эспаду.
Зоэ, два раза подряд злить Кортэ не стану даже я и даже на спор, без раскаяния и смущения признал дон Эппе, шагая через низкий подоконник. Всего лишь стерегу и подслушиваю. Старик прав: рыжий злодей воистину абордажный крюк, во что вцепится от того уж не оторвать его.
Что тебе? Зоэ вспомнила, что на Эспаду вообще-то следует сердиться, и старательно остудила тон.
Во, лепешка с сырой бараниной, сообщил королевский пес, упал в кресло и добыл из кулька одно из любимых своих лакомств. Хочешь? Чеснок сам выбирал и крошил. Мельче мошки, злее Кортэ
Да ну тебя, всё еще стараясь не замечать гостя, буркнула Зоэ. Но пошла в угол и выбрала из запасов любимое Эспадой крепкое и сладкое сантэрийское, черное, как запекшаяся кровь.
С зеленью, с алькемским злым перцем, с восточными пряностями, уточнил Эспада, примерился и срубил горлышко бутыли так, что холодок стремительного движения клинка коснулся шеи Зоэ. Почему ты не боишься всего, чего следует опасаться? Например, меня, моего клинка, врагов нэрриха. Или меня пьяного с клинком, к тому же обозленного на тех, кто покровительствует тебе
Эспада отложил оружие, чуть наклонил голову и прищурился, раздирая надвое лепешку, начиненную мелко рубленным мясом. Зоэ попробовала тягучее вино только лизнула, очередной раз удивляясь: как эта гадость может нравиться? Терпкое, горчит, а еще и сладким отдает, да к тому вдобавок жжет язык и першит в горле. Эспада отобрал бутыль, носком башмака повозил по полу, разгоняя осколки глиняного горлышка. Сунул Зоэ в руку кус лепешки, повторно приглашая разделить трапезу. Сырую баранину Зоэ находила сносной, к тому же знала: Рэй неизменно готовит кушанье сам, начиная работу с выбора годного барана. И гордится нелепым блюдом, и умудряется делать его действительно вкусно.