При чем здесь Казароза?
Отвечайте. Соображаете ведь, где находитесь.
Это эсперантистский банк, там хранятся вклады русских клубов и частные пожертвования. Первые поступления относятся к девятьсот десятому году. Мы требуем возвратить эти деньги, а правление банка отказывает под предлогом, будто в Советской России нет независимого эспер-движения.
Сумма вклада?
Около сорока тысяч рублей золотом.
Откуда вам это известно?
Из бюллетеня Всемирного Конгресса, нам его пересылают из Москвы. Мы хотим направить в президиум Конгресса открытое письмо.
А зачем адрес банка?
Туда копию на английском.
Сделать перевод поручили Варанкину. Он преподавал английский, ему Свечников и отдал эту записку с адресом. Непонятно было, как она оказалась в ЧК.
Фамилия Алферьев о чем-то вам говорит? вмешался Нейман.
Нет.
Он же Токмаков, Струков, Инин.
Не знаю.
Левый эсер, боевик. Участник убийства Эйхгорна в Киеве.
Фельдмаршала Эйхгорна, командующего немецкими войсками на Украине, эсеры взорвали еще до Версальского перемирия. Бомба была заложена в термос. Планировались также покушения на Ллойд-Джорджа, президента Клемансо, кайзера Вильгельма и Гинденбурга в расчете, что это вызовет всеевропейское восстание измученных бессмысленной бойней народных масс, но до Парижа, Берлина и Лондона дотянуться не удалось, в итоге ограничились графом Мирбахом в Москве и Эйхгорном в Киеве.
По нашим сведениям, продолжал Нейман, Алферьев недавно прибыл на Урал для организации подпольных боевых дружин. Раньше он увлекался эсперанто и этой зимой вел переговоры с тем же лондонским банком, хотел получить средства якобы для русского эспер-движения, но на самом деле для нужд партии. А теперь посчитаем. Ваше эсеровское прошлое раз, эсперанто два, банк Фридмана и Эртла три, Урал четыре. Налицо четыре пункта, по которым вы можете быть связаны. Не многовато ли совпадений?
С эсерами я разошелся полтора года назад, сказал Свечников, с тех пор никаких контактов с ними не имею.
Почему тогда не хотите честно рассказать о ваших отношениях с Казарозой?
Да не было никаких отношений!
И Алферьева вы ни разу в жизни не видели?
Не видел.
И не слышали о нем?
Нет.
И не знали, что Казароза его гражданская жена?
Боль была неожиданно острой. Свечников никогда не думал, что с такой силой можно ревновать мертвых.
Вот от кого она слышала эти стихи: Бабилоно, Бабилоно, алта диа доно. Этот человек дал ей новое имя, как победитель переименовывает завоеванный город.
Что молчите? проницательно сощурился Караваев.
Давайте, ребята, отложим до завтра, попросил Свечников. Не могу я сейчас.
Понимаю, удовлетворенно кивнул Нейман. Значит, какие-то отношения у вас все-таки были.
По дороге в камеру Казароза, Зиночка Шеншева, пела ему песню своей любви с заезженной до хрипа пластинки:
Этот розовый домик,
Где мы жили с тобой,
Где мы счастливы были
Нашей тихой судьбой.
Там дарил нам надежду
И хранил нас от бед
Уходящего лета
Холодеющий свет
Караульный солдатик долго возился с амбарным замком на двери, наконец, дужка выпала сама. Шибануло кислой вонью. В красном углу слабо горела семилинейка, на полу вповалку спали люди.
Все гусары спят, лишь один не спит, сказал лежавший с краю арестант и подвинулся. Милости прошу.
Все гусары спят, лишь один не спит, сказал лежавший с краю арестант и подвинулся. Милости прошу.
Он оказался чертежником с пушечного завода, его преступление состояло в том, что углем вывел на стене ствольного цеха популярный в Сибири и на Урале лозунг: «Долой Ленина с кониной, да здравствует Колчак со свининой!».
Пока он рассказывал, чем здесь кормят, Казароза пела:
Помню утренний кофе,
И вечерний покой,
И в закатном пожаре
Над уснувшей рекой,
Над бескрайним разливом
Этот розовый свет,
Этот маленький домик,
Где тебя больше нет.
Через тысячу лет, в гостинице «Прикамье», глядя на окруженную зверями женщину, Свечников вспомнил, как шли ночью по Кирочной, и он сказал: «Вы не волнуйтесь, что сейчас всё так плохо. Скоро всё будет хорошо».
«Я так думала летом семнадцатого года, ответила она. Как-то пришли с друзьями в Асторию, а там новый бармен, негр из нью-йоркской Уолдорф-Астории. Ну, думаю, если выписали негра из Нью-Йорка, значит, революция, слава богу, закончилась, и теперь уж всё будет хорошо».
Утром конвойный привел в ту же комнату на втором этаже. Нейман по-прежнему, как школьник, с ногами сидел на подоконнике, Караваев за столом, словно всю ночь оба не только не выходили отсюда, но даже не вставали с мест.
Вы утверждаете, начал допрос Нейман, что с Казарозой познакомились в ноябре восемнадцатого года и больше не встречались. Так?
Да.
И не переписывались?
Нет.
Третьего дня вы пришли в театр, пригласили Казарозу выступить в клубе «Эсперо». Получается, это был ваш первый разговор после той встречи в Петрограде?
Да.
Но афиша концерта отпечатана неделю назад, и в ней указано, что первого июля Казароза будет петь в Стефановском училище. Почему вы были уверены, что она вам не откажет?
Мне так казалось.
Вам так казалось, потому что знали об увлечении ее мужа?
Опять за рыбу деньги? Не знал я ни про какого мужа!