Еще какое-то время ушло на то, чтобы разыскать по корабельному интеркому Ботари и перехваченным от волнения голосом приказать ему явиться в лазарет вместе с медтехником. Время, чтобы взять подъемное устройство и пробежать обратно через пустой корабль к шлюзовой камере.
Когда Майлз появился там, пилот уже не дышал. Его лицо стало таким же восковым, как руки, губы – столь же пурпурно-синими, как ногти, а запекшаяся кровь выглядела, словно оставленная цветным мелком темная и тусклая черточка.
Майлз, спеша так безумно, что собственные пальцы казались ему толстыми и неловкими, подогнал подъемник, и пилот – он просто отказывался думать о нем, как о "теле пилота" – всплыл с пола на носилки. Ботари прибыл в лазарет, когда Майлз укладывал наемника на смотровой стол, освобождая подъемник.
– Что с ним, сержант? – немедленно спросил он.
Ботари окинул взглядом неподвижную фигуру.
– Мертв, – невыразительно произнес он и отвернулся.
– Пока еще нет, черт возьми! – крикнул Майлз. – Мы ведь можем сделать что-нибудь, чтобы его оживить! Стимуляторы... массаж сердца... криостаз... ты нашел медтехника?
– Нашел, но она слишком глубоко парализована, чтобы прийти в себя.
Майлз снова выругался и принялся обшаривать ящики шкафов в поисках знакомых ему медикаментов и приборов. Но они были в таком беспорядке, что ярлыки снаружи, очевидно, не имели отношения к их содержимому.
– Ничего из этого не выйдет, милорд, – произнес Ботари, бесстрастно за ним наблюдая. – Тут нужен хирург. Кровоизлияние в мозг.
Майлз резко развернулся на каблуках, осознав наконец смысл картины, которую только что видел. Он представил, как проводочки имплантанта, вырываемые из мозга пилота, вскользь касаются эластичной оболочки основной артерии, делая на этой напряженной от кровотока трубочке тонкие надрезы. С каждым ударом пульса слабое место делалось все тоньше, до тех пор, пока сосуд не внезапно не отказал и мозговые ткани не залило убийственным кровоизлиянием.
Есть ли в этом крошечном лазарете хотя бы криогенная камера? Майлз торопливо обошел это помещение, прошел в следующее. Процесс замораживания нужно начать немедленно, или смерть мозга зайдет слишком далеко и будет необратима – и никому не важно, что у него есть лишь смутное представление о том, как готовить пациента к заморозке, или как обращаться с этим аппаратом, или...
Вот она! Переносная, блестящая металлическая камера на парящей платформе, слегка напоминающая глубоководный зонд. Сердце Майлза забилось где-то в горле. Он подошел к прибору. Блок питания пуст, индикатор газовых баллонов показывает, что они полностью разряжены, а контрольный компьютер стоит открытым, словно какой-то грубо препарированный биологический экземпляр... Не работает.
Майлз с грохотом хватил кулаками по ее металлическим бокам, прижался лбом к прохладной поверхности и издал последнее шипящее ругательство.
Ботари стоял навытяжку, ожидая распоряжений. – Вам что-нибудь еще требуется, милорд? Мне будет спокойней, если я пойду и сам пригляжу за тем, как пленных будут обыскивать на предмет оружия. – Он кинул на труп равнодушный взгляд.
– Да... нет, – Майлз прошелся вокруг смотрового стола на почтительном расстоянии. Его взгляд приковывал темный сгусток на правом виске капитан-пилота. – Что ты сделал с контактом его имплантанта?
Ботари посмотрел на него с некоторым удивлением и пошарил в карманах. – Он все еще у меня, милорд.
Майлз протянул руку за раздавленным серебристым паучком. Он весил не более пуговицы, на которую был так похож, но под его гладкой поверхностью скрывались сотни километров сложных, плотно упакованных микроскопических схем.
Глядя на его лицо, Ботари слегка нахмурился.