Но каждый раз, когда проходил парад или другое зрелище, мне было видно лучше всех, потому что я смотрел, сидя у сержанта на плечах.
Вместо ответа она плюнула на тело Ботари. Приступ ярости затуманил взор Майлза. От совершения какого-то, возможно, ужасного поступка его спасло лишь возвращение Мэйхью вместе с медтехником.
– Адмирал! – медтехник бросилась к нему. – Куда вас ранило?
Какое-то мгновение он тупо на нее смотрел, потом опустил глаза и обнаружил причину ее беспокойства – он сам был весь в крови. – Не меня. Сержанта.
Она опустилась на колени возле Ботари. – Что произошло? Несчастный случай?
Майлз поднял глаза на Елену, которая стояла, просто стояла, обхватив себя руками, словно замерзла. Двигались только ее глаза – от скрюченного тела сержанта к сурово выпрямившейся эскобарке и обратно. Туда и обратно, не находя покоя.
У Майлза свело челюсти; усилием воли он заставил их шевельнуться и произнести: – Несчастный случай. Он чистил оружие. Игольник стоял на скорострельном автоматическом режиме. – Два истинных утверждения из трех.
На губах эскобарки возникла улыбка молчаливого триумфа и облегчения. Она думает, что я одобряю ее правосудие, догадался Майлз. Прости меня, сержант...
Медтехник покачала головой, проведя ручным сканером над грудью Ботари. – Ого! Ну и месиво.
Внезапная надежда вспыхнула в душе Майлза. – Криокамеры! В каком они состоянии?
– Все заполнены, сэр, после контратаки.
– Когда вы проводили сортировку, то как... как вы отбирали, кого замораживать?
– Те, у кого органы меньше всего перемешаны, имеют самый лучший шанс при оживлении. Их мы отбирали первыми. А вражеских солдат – в последнюю очередь, если только Разведка не устраивала нам сцен.
– Как бы вы оценили это ранение?
– Хуже, чем у всех, кого я отправила на лед, – за исключением двоих.
– Кто эти двое?
– Пара людей капитана Танга. Хотите, чтобы я выбросила одного из них?
Майлз помолчал, разглядывая лицо Елены. Она пристально глядела на тело Ботари, словно перед ней был какой-то незнакомец, носивший маску ее отца и внезапно ее сбросивший. Ее темные глаза были словно два глубоких провала, словно две могилы – одна для Ботари, другая – для него самого.
– Он ненавидел холод, – пробормотал он наконец. – Просто... принесите контейнер для трупов.
– Слушаюсь, сэр, – медтехник вышла, уже неспешно.
Подошел Мэйхью, смущенно и растерянно глядя в лицо смерти. – Мне жаль, милорд. А он мне уже начал нравиться, если можно так сказать.
– Да... Спасибо. Идите. – Майлз поднял взгляд на эскобарку. – Идите. – прошептал он.
Елена оборачивалась то к мертвому, то к живой, словно зверек, впервые посаженный в клетку и обнаруживший, что холодное железо обжигает живую плоть.
– Мама?.. – произнесла она наконец тоненьким голоском, так не похожим на ее обычный голос.
– Держись от меня подальше, – негромко огрызнулась на нее бледная эскобарка. – Как можно дальше. – Она взглянула на Елену с отвращением, презрительным, словно пощечина, и с надменным видом вышла.
– Э-э, Елена, – проговорил Арди, – может, пойдем куда-нибудь, присядешь? Я тебе дам выпить, м-м, воды или еще чего-нибудь. – Он с опаской потянул ее за руку. – Пойдем-ка прямо сейчас. Будь умницей.
Она позволила себя увести, лишь один раз оглянувшись через плечо. Ее лицо напоминало сейчас Майлзу руины разбомбленного города.
Майлз остался ждать медтехника наедине с мертвым телом своего первого вассала. Ему было страшно – и страх делался еще больше от того, что такое было непривычно. Это сержант всегда боялся за него. Он коснулся лица Ботари; гладко выбритый подбородок сержанта был шероховатым на ощупь.
– Что мне теперь делать, сержант?
ГЛАВА 16
Прошло три дня, прежде чем он заплакал, – а боялся, что и плакать не сможет.