Это как?
Лихо в тебя вселится.
Какое лихо? не унимался юнец.
А вот какое!
Стоян размахнулся и хлестанул своим кнутом круп ближайшей лошади. Под его сиплый смех та понесла гридня в кусты. Остальные из уважения к князю подхватили смех, но как только он наддал вперёд, испуганно переглянулись.
Ты веришь, что древляне и впрямь едят людей, с дочерями ложатся и железа не знают? спросил один другого.
Верю.
С поляны, где всё ещё, будто облитые ягодным варом, розовели угли, всадники въехали в лес. По нему идти было не далеко, и когда темень сучьев расступилась, они оказались у реки. Здесь на прибрежных ивах призрачно светились белые ленты дань русалкам. Девушки повязали их перед тем, как пойти на хороводы, поскольку хоровод дань Яриле. И каждая девица приносила себя богу в дар.
Вот сами и посудите, бросил князь гридням, когда те поравнялись с ним на берегу, Вырвать дар из рук богов может ли человек позволить себе? Только зверь
Услышав это, Любор вспомнил россыпь скудозёрной полбы у ног идола. Но обдумывать сказанное долго не пришлось. Посланный вперёд Горазд, как лучший следопыт, возвращался, размахивая руками. Всего в одном пролёте стрелы вниз по берегу он заметил в камышах провал, а на том берегу такой же смятый камыш и угол плота, неряшливо и неумело спрятанного в заросли. Да и сам плот был собран из берёзы, что сияла в темноте, корой отражая лунный свет.
Всадники направили коней в воду, и те легко взяли переправу по слабому течению. Плот оказался большим.
Видимо, набег задолго готовили, заметил Витко, Значит, рядом становище.
С чего ты взял? спросил Любор.
Древляне живут далеко. К нам заходили в последний раз, когда я ещё ребёнком был. А всё почему?
Ну?
Трудное это дело. Одним днём от их земель до наших не пройти, даже на конях. Значит, надо поход готовить, а это дело трудоёмкое. Тем более для дикарей. Но для чего им это?
И, помолчав, добавил, словно осенённый:
А, может быть, они куда-то идут. Всем племенем
Он прав, перебил его Стоян, Людоеды могут сподобить себя на засаду или грабёж, но для набега ума у них маловато.
И, помолчав, добавил, словно осенённый:
А, может быть, они куда-то идут. Всем племенем
Он прав, перебил его Стоян, Людоеды могут сподобить себя на засаду или грабёж, но для набега ума у них маловато.
Тогда это похоже на то, что они пришли сюда жить, заметил Любор.
Нет, это глупо даже для них, возразил Стоян, Скорее всего, они идут в Киев.
В Киев! Зачем? удивился Любор.
Стоян помолчал, оправляя тяжёлую от речной воды набухшую сбрую.
Эй, Первуша! позвал Стоян, Дай-ка мне отпить. Вина взяли? Вот и молодцы! А то голова бузить начинает
Стоян поспешно отъехал от Любора, и Первуша, нескладный и высокий, как жердь, остриженный по-славянски кружком, протягивал ему свой бурдюк.
С чего отец про Киев заговорил? удивился Любор.
Не суй ты носа, тихо заметил Витко, начавший подозревать неладное.
Они двинулись по косогору, над рекой, и с холма поняли, что Витко оказался прав зоркий Горазд заметил струйку дыма над тёмным морем деревьев.
Примерно пять гонов1, заключил Горазд.
Совсем близко подошли, согласился Любор.
Говорил я, надо было башню ставить давно бы увидели их, бурчал Витко.
Сыне, позвал Стоян, бери кого посчитаешь нужным, идите проведайте, что там такое.
Горазд и Витко сами первыми спрыгнули с коней. И Любор впервые подумал, что вот брат его Первуша, старший сын князя, всегда отсиживается за широкой спиной Стояна. Так и теперь не он откликнулся на призыв отца, хотя тот намеренно не означил, какого сына из двух он кличет. Бережёт отец главного наследника, даже в битву ни разу не пускал. А что за князь будущий, который славы себе не добыл? Зато Любора Стоян не жалел, и от того с малых лет рос он сорвиголовой, и даже нос у него был самым длинным в роду признак любопытной природы. Пусть и из смирной породы.
Они взяли только короткие копья в лесу не размахнёшься. Но и то на крайний случай, если придётся спасаться бегством. Разведчики должны были всё сделать тихо, и потому они переобулись в кожаные опанки лёгкие стянутые сверху лыком башмаки, в которых ясна каждая звонкая веточка под ногой, и сняли рубахи, могущие зацепиться за куст. Пробираться по лесу ночью было не впервой, а звёзды ясно виднелись в прорехах меж кронами, указывая нужную сторону.
Впереди блеснуло пламя костерка, и Горазд, шедший впереди, выставил руку затаиться. А сам взобрался на дерево, и с высоты рассмотрел полянку, на которой светилось три костровища. Вокруг вповалку лежали люди. В центре поляны темнело три шалаша очевидно, времянка вождя и приближённых. У опушки шевелились тени караульных.
Решено было подкрасться как можно ближе, чтобы сосчитать людей. Когда их разделяло полсотни шагов, Любор заметил движение в стороне один из караульных удалился в лес. Любор дал товарищам знак ждать, а сам пошёл наперерез тому. И когда караульный, обойдя по кругу большой дуб, распоясал кушак и спустил портки, уже готовый присесть на корты, из мрака к его горлу подплыло лезвие судлицы2.
Ты будешь говорить не громче моего, прошептал ему Любор, подцепив его копьём за шею и выпрямив перед собой, Зашумишь убью.