Эллочка была так взволнованна, что казалось, лишится чувств. Но тело ее отреагировало по-другом. Сильное напряжение сменилось теплыми волнами, толчками раскатывающимися по ее телу, очень сильными, до невыносимости приятными, где-то внутри внизу ее живота. И немного слабее, но более мягко разлились по всему телу. Это был первый в жизни Эллочки оргазм.
А Петр так и не смог встать с кровати. Он попытался, но тело его не слушалось. Несколько минут он заливисто кашлял, а потом задохнулся. Последними его словами были: «Кэт, я иду к тебе».
Толчок. В голове гул как будто тысячи паровозов начали свой бешеный железный ход. А может, это и не в голове гул вовсе, а где-то в необъятных просторах Вселенной.
***
«Кэт, я иду к тебе», Петр очнулся от невероятно громкого своего шепота. Как-то он выполз на холодный снег. Он лежал на нем, как на холодном покрывале асфальта, запорошенном снегом, впереди красавалась красная буква «М» и звездочка-станция-звездочка-метро-звездочка-новослободская. Сооружено звездочка-1949-звездочка-1951-звездочка.
Как он оказался тут, он не помнил. Но оказался правильно. Потому что следующий его заказ был на зеленой ветке. Нужно опять зайти в подземку и сесть на электропоезд. А эта Кэт невероятно похожа на ту женщину с фотографии в доме Офелии и на саму Офелию тоже, малость помолодевшую.
В кармане его куртки затрезвонил телефон.
Глава 2. «Сокол»
Петр посмотрел на экран телефона «Настя». Автоматически он нажал на зеленую трубочку.
Привет. Это я. Я тебе вот зачем звоню
И мысли Петра пошли блуждать стройным хороводом вокруг всего, чего угодно, кроме того, о чем говорила Настя. Он силился ее услышать, но у него не получалось, как будто в голове стояла программа «Ты ее не слышишь».
«Это что-то новенькое», подумал Петр. Выход из депрессии раньше отмечался по-другому. Все было серое, вонючее и тупое. Но глухим он был в первый раз.
У Петра было три состояния его жизненной линейки: безудержный трэш, жизнь-говно и все-равно-никак.
«Все-равно-никак» было больше, оно могло длиться месяцами, иногда неделями. Какой-то периодичности в смене этих состояний он не наблюдал, хотя все время пытался поймать закономерность. Может быть, она и была, но чтобы разгадать эту загадку, нужно подойти с другой стороны. Он считал и так, и эдак, делил, умножал, вычитал, даже пробовал дифференциальные уравнения, пытался использовать нейронную сеть, но так и не смог ее освоить. Но к красивой картинке не приходил. Закономерность была, это точно, он знал это всегда. С тех пор, как осознал, что есть только три этих состояния. Если бы не было, то и Петра бы не было. Он даже на мехмат пошел, чтобы понять это уравнение его жизни. Иногда казалось, что он вот-вот и найдет ответ, но какая-нибудь последняя цифра выходила из красивой системы уродливым боком. И теория рушилась.
Вот, это уравнение показалось ему самым близким к истинной картине, но, к сожалению, должен был быть еще один элемент, чтобы все сошлось. Не сходилось! Не сходилось!
Это «все-равно-никак» какое-то состояние куколки. Тебя ничего не волнует. Ты сидишь в своем коконе в виде желе и просто живешь. Даже перемен никаких не ждешь, ты просто кисель, природный физиологический кисель. И не важно, что у тебя есть руки-ноги, знакомые, работа и передачаРейтинг выживания в дикой природе», которую ты с завидной регулярностью смотришь по телевизору, ты кисель. И тебя ничего и никто не волнуют.
Он встречался с Настей, занимался с ней сексом, ел, спал, работал, ездил в метро, писал письма маме, большие, в две страницы А4 двенадцатым шрифтом, читал статьи на «Хабре». Но внутри него происходило загустение природного субстрата. Душа его была бесцветной, иногда ровных светлых тонов. Постепенно она темнела, и тогда Петр выдавал разного рода идеи-рисунки, рисунки устройства мира и человеческих отношений. Внутри себя он был не подвижен, его эмоции были ровными, его ничего не радовало и не волновало. Иногда он шевелил брюшком, ничего не воспринимал, однако дышал, испарял пустые, никому не нужные слова и мысли, мало зарабатывал, расходуя накопленные в предыдущий период «мир-говно» ресурсы. Одним словом, получал необходимую для внутренних изменений энергию. Менялся не только он, менялся весь мир вокруг него. А изменения эти значительны. «Ровно-никак» было трамплином от «жизнь говно» к «невероятный трэш». Требовалась коренная перестройка из гусеницы в бабочку. Только вот трамплин для изменений занимал времени гораздо больше, чем наслаждение самими изменениями. Даже для незначительных движений в его картине мира, а уж тем более в его внутреннем мировосприятии, требовался этот трехступенчатый цикл.
Подобные преобразования происходят в фазе куколки и начинаются с распада органов гусеницы. Они превращаются в жидкую массу, состоящую из обогащенной продуктами распада крови. Процесс захватывает пищеварительную систему и мышцы (поэтому куколка неподвижна), но развитие нервной и половой систем не прерывается. На следующем этапе метаморфозы образуются органы взрослой бабочки. Обычно развитие насекомого в куколке продолжается 23 недели. Но у зимующих куколок, а также в неблагоприятных условиях, например при засухе, этот период продлевается до нескольких месяцев.