А вот портрет, что не продавался, а выполнен был для дома маман, восседающая импозантно в пышной одежде, с мелкой шавкой на поводке. Думал и его продать Арманов во славу семьи, да вцепилась супруга и, всеми бедами угрожая, уговорила оставить дома.
Смотрели долго на него Арманов и домочадцы. Не нашли никакого приукраса, никакой льстивости в картине. Всё вроде как правильно, по всем правилам искусства, да вот выглядела маман на портрете неуловимым образом словно девочка, только вошедшая в пору, на двадцать лет моложе.
Повесила портрет в гостиной и показывала гостям как главную достопримечательность дома Армановых.
Вереница портретов самого Арманова не оставила в памяти народной ни одного выдающегося произведения. Все продавались, все были безупречны, но больше пятисот рублей никто за них не дал всем небось и так опротивела довольная ухмыляющаяся рожа на аукционах.
Повесила портрет в гостиной и показывала гостям как главную достопримечательность дома Армановых.
Вереница портретов самого Арманова не оставила в памяти народной ни одного выдающегося произведения. Все продавались, все были безупречны, но больше пятисот рублей никто за них не дал всем небось и так опротивела довольная ухмыляющаяся рожа на аукционах.
Али старался Андрюша вполсилы, али покинул его гений крылатый, но к продаже на мильон ни одна из работ не приблизилась.
Было однажды, что поехала армановская фамилия на святой остров Кижи смотреть на резные церкви да седое северное Онегу-море. Взяли и Андрюшку с собой на погост. Церковь православная о двадцати двух главах столь запала Андрюшке в сердце, что не думая схватил он кисть и холст. Даже обедать не пошёл кромсал полотно кистью, как ножом, резал как осокой по венам, клал не краску на бумагу веру свою и золото зари.
Так и получилось стояла церковь, освещённая на полотне тусклым светом восходящего карельского солнца, вот-вот и пройдет луч бликом по маковке.
Арманову не хотелось продавать. Но когда сам Ананьев предложил не выставлять её на аукцион, а продать ему за три тысячи, Арманов, губа не дура, выставил свою цену двадцать.
Ананьев, конечно, хамом его обозвал, но на десяти тысячах хитрецы сторговались.
Еще одна "денежная" картина едва не попала в полканью будку на подстилку. Гуляли Андрюша и Катюша, обоим уже лет по пятнадцати было, по неведомым дорожкам усадьбы армановской. Зимою дело было, тропки заранее по предвиденью утоптаны челядью, а по бокам снега выше росту человеческого. Шли за руки держались. Речь невинная как ручеек журчала.
Впереди голубым пятном через паутину голых берёзовых веток просветилось озерко. Андрюша и Катюша подошли и подивились. Снега много вокруг, а на льду ни снежинки. Буран сдул, вестимо.
Лёд прозрачный, серебряно-голубой, вон рыба вмёрзшая видна. Гладкий-гладкий. Вышли Андрюша и Катюша на лёд а под ними отражение:
Стоит паренёк, среднего росту, в потрескавшихся сапогах и бесформенном кафтане, словно медведь. Нос картошкой, глазки маленькие голова два уха, бесполезное бремя земли.
Рядом с ним молодая девушка краса русская, глаза звёздами блестят, уста как утренние розовые лепестки, коса на голове аппетитным караваем уложена. Стоит и переминается с ноги на ногу в своих туфельках-лодочках холодно.
Андрюша и Катюша посмотрели прямо в глаза друг другу, их дыхания морозными облачками соединились в одно, и одна мысль на двоих возникла в морозном воздухе.
Жди меня, я не договорил Андрюша, сорвался с места, только скрип снега под ногами послышался издали. Вернулся через две минуты, неся с собою чистый холст на раме и грифель.
Они снова встали вместе, Катюша взяла левую руку Андрюши, в другой же он держал уголь. Так они и отражались юнец, наполовину заслонённый холстом, и девушка в дорогой лисьей шубке, нежно прислонившаяся к нему.
Через полчаса наброски были завершены, и хлюпавшая носом, но счастливая Катюша убежала пить горячий кисель. Андрюша же завершил работу в мастерской, явив миру единственный оставшийся автопортрет художника.
Арманов, разумеется, увидев сие действо, отвесил оплеуху Андрюше, кинул холст под ноги сторожу Тимохе и приказал постелить в будку полкана. Тимоха, знамо дело, был не настолько пьян, чтобы выполнить приказ, и когда Арманов одумался и приказал принести портрет обратно, тот был доставлен в целости и сохранности.
Дома этот позор фамилии купец не оставил, и на аукционе он ушёл с молотка за десять тысяч.
И еще десятки, десятки натюрмортов, пейзажей и портретов, сложившиеся в сотни, вывел Андрюша в свет краской и неутомимым светочем жизненной силы. Усадьба уже была усеяна картинами, как весенняя поляна подснежниками. Не найти было и стены обитой али голой, где не висела бы в грубой рамке чья-нибудь гордая образина или призывно-зелёный арбузный бок.
И неведомо, сколько ещё дешёвых или гениальных панно, пастелей и пейзажей Тимоха прибил бы сапожными гвоздями к стрехам или тканым обоям комнат, кабы не проезжал через город старый добрый поставщик Арманова, знаток турецкого оружия некто барон Кольмар Вильгельм Леопольд фон дер Гольц.
Прусская натура, длиннолицый сухощавый фон дер Гольц вошёл в услужливо открытую перед ним дверь и, протянув вперед трость слоновой кости, отодвинул с пути ошалевшую Марфушу с хлебом-солью на вытканом рушнике. Подошёл к распахнувшему руки Арманову, и они обнялись, крепко хлопая друг друга по спине.