Альберт корчился на полу Аркашиной клетки, вытирая разбитый рот тыльной стороной ладони. Он поднял глаза, взглянул на меня и тихо сказал:
Женя, еще раз я этого не выдержу.
И тут я его вспомнила!
Это было на второй год моей службы в отряде специального назначения «Сигма». Нас подняли ночью по тревоге. Приказ был взять полный комплект снаряжения. А это означало, что случилось что-то серьезное. Мы погрузились в автобус и поехали в неизвестном направлении.
Надо сказать, на следующий день у меня было назначено свидание. Свидание с моим отцом, Максимом Охотниковым, который проездом оказался в Москве. К этому моменту мы не разговаривали уже несколько лет. В незапамятной дали растаял образ моего любимого папки, самого сильного, самого любимого мужчины, который носил меня на плечах, учил подтягиваться на турнике и ловить в бухте морских ежей. С того дня, как мне исполнилось восемнадцать, я не сказала Максиму Охотникову ни единого слова.
К своим восемнадцати я успела закончить первый курс Ворошиловки. Я наслаждалась заслуженными каникулами, когда меня настигло страшное известие в далеком Владивостоке умерла моя мама. У нее уже давно болело сердце, но я и представить себе не могла, что все закончится вот так, внезапно. Ослепшая от слез, я всю дорогу просидела в самолете, прижавшись лбом к холодному стеклу иллюминатора. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. И уж меньше всего я нуждалась в соболезнованиях. Они не могли ничего изменить.
Выйдя из самолета, я попала в крепкие объятия отца. Я уткнулась в его шинель, вдохнула знакомый запах трубочного табака и расплакалась, как маленькая.
Похороны прошли как надо было много знакомых по прежней нашей жизни, мама была врачом, так что пришли ее пациенты, все наши соседи помогали, как могли. Вечером после похорон мы с отцом наконец остались одни в нашей старой квартире. Впервые я закурила в присутствии отца. Он неодобрительно посмотрел, но ничего не сказал. Признал наконец, что я уже взрослая.
Я оглядывала знакомые чашки, кухню, которая казалась такой маленькой, а может быть, это я подросла за время отсутствия? Все вокруг напоминало о моем счастливом детстве вот фотография, где мы втроем, это еще во времена службы отца в дальнем гарнизоне. А вот отец и мама вместе, такие веселые и молодые
Именно в этот момент Максим Охотников сказал:
Женя, мне надо с тобой серьезно поговорить.
Давай, я хлюпнула носом и полезла в карман за платком.
Ты теперь взрослый человек, начал отец. Самостоятельный. У тебя своя жизнь, своя, так сказать, дорога У тебя будет хорошее образование, потом достойная работа и жилье
Я во все глаза смотрела на папу. Даже про платок позабыла. Да что это с ним? Он мямлит, как будто не решается сказать что-то важное. Это так на него не похоже! Мой отец всегда был решительным и бесстрашным. Он не боялся ничего, вступал в споры с начальством, особенно если дело касалось несправедливости по отношению к подчиненным. Столько неприятностей через это огреб, мама говорила, что он стал бы генералом лет на десять раньше, если бы не его правдолюбие, неполезное для карьеры.
Папа, я тебя не понимаю, не выдержала я. Давай уже говори прямо.
Прямо? Отец откашлялся и отложил трубку, которую вертел в руках. Ладно. Как хочешь. Так вот, я ставлю тебя в известность, Евгения, что намерен жениться.
Некоторое время я просидела, тупо таращась на стену с фотографиями. Даже не знаю, что меня поразило больше известие, которое никак не доходило до моего сознания, или эта незнакомая «Евгения». Отец никогда меня так не называл.
Папка, ты чего? наконец обрела я дар речи. Слушай, может, тебе показаться врачу? Мы недавно слушали лекцию о стрессовой фуге
Не перебивай меня! вскипел отец. Со мной все в порядке. Я в здравом уме. Твоя мать давно знала, что может умереть в любой момент. Она сама мне сказала, чтобы я не хоронил себя в память о ней, а связал жизнь с женщиной, которую люблю. И женился.
С жен которую любишь?! до меня медленно, но все-таки дошло, что отец говорит серьезно. И он действительно в здравом уме. И что это за женщина?
Отец отвел глаза и откашлялся. Я в упор глядела на него, ожидая ответа.
Это Любовь Ивановна, наша соседка. Мы уже много лет любим друг друга. У меня другая семья. Просто ты была слишком занята своими делами, а мама тебе не говорила, не хотела тебя травмировать.
С жен которую любишь?! до меня медленно, но все-таки дошло, что отец говорит серьезно. И он действительно в здравом уме. И что это за женщина?
Отец отвел глаза и откашлялся. Я в упор глядела на него, ожидая ответа.
Это Любовь Ивановна, наша соседка. Мы уже много лет любим друг друга. У меня другая семья. Просто ты была слишком занята своими делами, а мама тебе не говорила, не хотела тебя травмировать.
Тетя Люба? Которая приходила попросить у мамы луковицу? У которой прическа как воронье гнездо? С сыном которой мы дрались в шестом классе?!
Почему-то меня больше всего убивало то, что разлучницей оказалась не какая-то неведомая красотка, а толстая клуша тетя Люба.
Неожиданно на меня напал нервный смех.