Ну да, Настасья, с неба. Надо лишь усердней молиться.
Владыка, всему есть предел. И терпению нашему тоже! сказала учительница математики и других точных наук. Невозможно на детей смотреть! Видеть их лица, глаза! Это ужас какой-то!
Что нам надо в первую очередь, Настасья? обратился владыка к старшей поварихе.
Хотя бы немного овсянки.
Хорошо, будем просить овсянку.
И он вышел из зала, прихрамывая на правую ногу, она у него была короче левой. Прежде он носил ортопедическую обувь, но сейчас было не до заказов специальной обуви.
Поднявшись в свою комнату на втором этаже, он закрылся и стал на молитву.
Часа через два у дверей приюта остановился грузовик. Из кабины вышел приличного вида господин и подошел к входной двери, уверенно позвонив. Господин одет был в пальто с меховым воротником, в кепи с наушниками, в зимние, на толстой подошве, башмаки.
Открыла ему Маргарита Николаевна, случившаяся в вестибюле.
Прошу прощения, сказал господин. Кто-нибудь у вас говорит по-английски?
Да. Что вам угодно? ответила Маргарита Николаевна, разглядывая господина.
Мне сказали, что здесь приют для бездомных детей. И содержит его церковь.
Совершенно верно. Настоятель собора и директор приюта архиепископ Иоанн. Как прикажете доложить?
Мне сказали, что здесь приют для бездомных детей. И содержит его церковь.
Совершенно верно. Настоятель собора и директор приюта архиепископ Иоанн. Как прикажете доложить?
О, я всего лишь торговый агент, господин назвался, у меня одно предложение
Сейчас позову владыку, Маргарита Николаевна провела нежданного гостя в приемную. Прошу вас, присаживайтесь.
Владыка уже сам, спустившись по лестнице, шел к английскому торговому агенту.
Сердечно с ним поздоровался, радостно улыбаясь. Господин тоже невольно улыбнулся, ответив на крепкое рукопожатие владыки.
У нас оказался излишек овсяной муки, сказал господин. И я подумал, а не отвезти ли муку в приют для детей? То есть к вам? Мне сказали, что у вас воспитывается около ста детей.
Сейчас девяносто семь со вчерашним малышом, которого обрели. Ему и месяца не будет. Такой славный мальчик.
И где же вы его обрели?
Да вы, наверное, знаете. Оставляют прямо на улице Голод, нищета. Вот мы как раз с Маргаритой Николаевной и обрели малыша.
Господин смотрел на владыку, уже по-другому улыбаясь, с печальной радостью.
Как я рад, что нашел вас, сказал господин.
А как рада Маргарита Николаевна! И повар наш, Настасья, рада! А больше всех дети. Что же, вы муку привезли?
Да. Вы только покажите, куда мешки сгружать, и он снял свое пальто с меховым воротником. Я, пожалуй, тоже мешки потаскаю. А то у вас, гляжу, одни женщины.
И правда весть о прибытии какого-то волшебного грузовика с мешками муки уже разнеслась по приюту.
В дверях толпились и воспитательницы, и учительницы, и весь обслуживающий персонал. Впереди всех стояла грузная Настасья, слышавшая разговор, но не понявшая его сути.
Что же ты, Настасья? сказал, все так же по-детски улыбаясь, владыка. Покажи гостю, куда нести мешки.
Господи, Твоя сила! Настасья истово перекрестилась. Можно, я вас расцелую?
Господин не понял, что сказала повариха, и не успел опомниться, как она прижала его к себе и поцеловала в губы.
А Маргарита Николаевна подошла к владыке и тихо сказала:
Простите мое неверие, владыка.
Она хотела упасть перед ним на колени, но он удержал ее, взяв за руки.
Господа благодари. И впредь всегда верь в Его силу и помощь.
Глава девятая
Пули летят мимо
Отец Александр и Иван вернулись, когда объявили посадку на самолет, летящий в Сан-Франциско. Иван надел купленную отцом Александром ковбойскую шляпу и стал похож на сына фермера откуда-нибудь из Техаса или Алабамы. Впрочем, и отец Александр мог сойти за его отца.
Нам предлагали и кобуру для кольта, а может, и смит-вессона. Но мы отказались, смеясь, сказал отец Александр. Сюда, вот наш эскалатор.
Торопливо добрались до своего выхода на взлетное поле и снова оказались в «Боинге 747400». Теперь предстояло лететь через все Соединенные Штаты, от океана до океана, с восточного побережья к западному. Но путешествие уже не казалось опасным предстояло лететь над сушей, а не над океаном. Впрочем, и здесь могли быть всякие непредвиденные сюрпризы, и отец Александр перед тем, как усесться в кресло, вполголоса стал молиться. Его примеру последовали и остальные русские паломники.
Федор Еремин думал, что после пережитого да еще выпивки он сразу же заснет, как только самолет поднимется в небо. Ничуть не бывало он всякий раз открывал глаза, когда мимо проходила стюардесса. Она вновь выглядела свежо, заученно улыбалась накрашенным ртом и предлагала напитки.
««Владыка умел и в самолетах не прекращать молитву, думал Федор. Потому она и была сильна, что свершалась постоянно. Стала образом его жизни. Он ведь не принуждал себя, не молился механически, лишь бы тысячу Иисусовых молитв прочитать или сколько там еще, как положил себе за правило? У него все само собой получалось. Потому и была его молитва горячей, а не теплохладной, как у большинства из нас».
Когда в очередной раз он приоткрыл глаза, услышав, что стюардесса предлагает закуски, увидел, что и отец Александр тоже бодрствует.