Недавнее происшествие: на всеобщее обозрение случайно выплыли эсэмэски от абонентов одного из сотовых операторов, много-много, десятки тысяч. Сенсация: ни экономика, ни текущая политическая ситуация, ни предстоящие выборы не беспокоят людей. Так все детали, мелочи, в основном же любовь, любовь.
Вот, кстати, история про потом, так и не рассказанная подполковником: его перебила Аленушка, а скоро он и сам забыл. Старушка, простая, почти неграмотная, которую подполковник наблюдал как врач, дожила до ста с лишним лет. Обоих мужей, естественно, давно уже нет в живых. С кем я буду, когда умру? задается вопросом старушка. В Царствии небесном, объясняют ей люди сведущие, не женятся и не выходят замуж, так что будете все втроем. Николай Константинович (второй то есть муж), отвечает старушка, еще согласится с таким положением, но Николай Алексеевич никогда.
История эта не про Милу и не про Киру, прозванную кем-то из острословов-артистов Валькирией, вот уж кому это имя совсем не идет! Не бывать ни той, ни другой неграмотными, живи они хоть до ста двадцати. Но, возможно, Кира ли, Мила ли, скажет когда-нибудь: Ничего вроде и не случилось: встретились мальчик, девочка А теперь его нет, а я не могу жить Что это было, а?
Правда, что? Эта свадьба, артисты, автобусы, математики, их родители Кира, Вершинин, Анестезия, Сом. Коробки в передней, обморок, переполох в курятнике. Что из этого получилось? И что получится?
Много историй. Не о работе и не об отдыхе о любви.
ноябрь 2011 г.
Фигуры на плоскости
повесть
Старики
Прекрасная старость, живи себе и живи. Хотя семьдесят, семьдесят пять разве старость? Многие из участников нынешнего турнира доживут до девяноста, а то и до ста, но, конечно, не утро жизни все определилось, сбылось. Им повезло: они живы, располагают средствами, жизнь удобная, неопасная. Когда-нибудь произойдет решительный проигрыш, всякая жизнь заканчивается поражением, попросту говоря заканчивается, но это справедливо, даже необходимо, не правда ли? Привычно, во всяком случае. В их кругу говорить о смерти не принято.
А пока почему бы не встретиться, не подвигать фигуры? Созванивались, списывались, собирали деньги на турнир, каждый год. Девяносто шестой Филадельфия, девяносто седьмой Провиденс, в прошлом, девяносто восьмом, был маленький Вильямстаун, на северо-западе Массачусетса: не в последних, прямо скажем, местах великой своей родины как в песне поется, пристанища смелых, земли свободных собирались пожилые любители шахмат. В этом году пришла очередь Сан-Франциско, один из участников все устроил: зал для игры, гостиницу, заключительный ужин. Вместе в день отдыха выбрались в Симфони-холл, вместе проехались по окрестностям.
Играли в доме ветеранов военно-морского флота, обходились без судей сами были и зрителями, и судьями, и устроителями. Иногда посмотреть на игру заходили участники второй мировой, корейской, вьетнамской: в уходившем веке Америка порядочно повоевала сильная, большая страна, естественно.
Столики в два ряда, шестнадцать участников, каждый встречается с каждым, три тура день отдыха. Число шахматистов в иные годы доходило до двадцати, кто-то выбывает, появляются новые плати взнос, и, как говорится, добро пожаловать в клуб.
Стук фигур, неяркое освещение, одиночные тихие реплики болтать за доской не принято. Курить, разумеется, запрещено, да никто и не курит: они себе не враги. Запах кофе, натертых полов. Вечером совместное заполнение таблицы, определение самой красивой партии, ее разбор. Приятный, тонкий мир шахмат.
Все, однако, заканчивается, закончился и турнир, и теперь его участники разлетаются кто куда: на север в Сиэтл, на юг в Сан-Диего, на Восточное побережье, в Техас. Прощаются тепло, но без сентиментальности, тем более что турнир получился в этом году особенный, скажем так.
В Нью-Йорк отправляются двое, рейс вылетел с небольшим опозданием. Экономический класс заполнен процентов на семьдесят, а в первом лишь два пассажира, оба наших, с турнира: Алберт А. Александер, бывший посол в одной из стран Скандинавии, титул посла остается за человеком пожизненно, и Дональд, коротко Дон, промышленник.
На Алберте светлые брюки, розовая рубашка, синий однобортный пиджак. Дипломатическая выправка, репутация миротворца. Посол элегантен, даже красив. Им любуются, его любят, шахматист он посредственный.
Дон прожил жизнь, первые семьдесят пять с половиной лет, шутит он, иначе: подшипники продавал. Любим мы, англосаксы, преуменьшать, занижать: заводы в Малайзии, в Южной Америке, в других отдаленных местах. Король рынка, гроза конкурентов и все такое. Пенсионеры в его положении гуляют по цитаделям европейской цивилизации в длинных шортах и в кепках-бейсболках козырьком назад, окружающим на потеху, клоуны. Не таков старина Дон, быстрый толстяк, один из сильнейших игроков на турнире, бессменный его казначей.
О чем говорят эти двое? Ясно без слов, что по многим пунктам молитвы в школах, однополые браки, продажа оружия, что еще есть? запрещение абортов, смертная казнь, реформа здравоохранения они расходятся. Парадокс демократия отвратительна, но лучше нее ничего не придумано, это они твердо усвоили, особенно дипломат, человек государственный. Но главное оба, Алберт и Дон, хорошо послужили своим семьям, Америке.