На улице было свежо и тихо! После душного помещения, пропитанного запахами алкоголя и никотина, прохладный осенний воздух опьянил нас еще больше. Илюша схватил в охапку Аньку и закружил ее посреди тротуара. Она, вытянув длинные ноги, радостно визжала. В ответ на ее визг нам посигналила проезжавшая мимо машина, оттуда послышались крики, смех и улюлюканье: «Доброй ночи!» проскандировали нам.
Доброй ночи! прокричали мы им, как эхо.
Анькины волосы развевались огненными стрелами в свете витрин и обвивали Илюше шею и грудь. Она раскинула руки и летела между верхушками высоток по спирали вверх и вверх.
Доброй ночи! прокричали мы им, как эхо.
Анькины волосы развевались огненными стрелами в свете витрин и обвивали Илюше шею и грудь. Она раскинула руки и летела между верхушками высоток по спирали вверх и вверх.
Когда Илюша поставил Аньку на ноги и кинулся ко мне, я побежала. Илюша и Аня бросились за мной. И так мы неслись, не останавливаясь, мимо кафе и витрин, огромных зданий с барельефами и подсветкой, мимо выключенных фонтанов и желтых фонарей, по ступенькам, по брусчатке, по проезжей части, пока запыхавшиеся не упали на лавочку в каком-то сквере.
Я больше не могу! Мое сердце сейчас выпадет из груди, еле дыша, простонала Аня.
А у меня нет сердца, отозвался Илюша.
А где оно?
Его вырезали маленьким ножом для вырезания сердцевины из яблок.
А кто это сделал?
Странная девочка.
Илюша, я верну твое сердце! пообещала Аня.
Ты думаешь, это возможно? засомневался он.
Я сделаю все для этого, я разобью голову о стену, но верну его!
На секунду мне показалось, что я где-то это уже слышала. Но я не могла вспомнить, кто и когда говорил мне эту фразу. Илюша лежал на скамейке, голова его покоилась на коленях у Аньки. Она гладила его светлые волосы, зачесывала длинными пальцами его челку к макушке. Он смотрел вверх на небо. Но на киевском небе не было видно звезд.
Недалеко от скамеек возвышался постамент, на котором стоял каменный бюст. На него падал луч фонаря.
А кому этот памятник? спросила я.
Ивану Франко, ответила Аня.
А кто такой Иван Франко?
Даша, а кто такой Пушкин? насмешливо развел руками Илюша.
Пушкин это наше все!
Мы засмеялись.
Послушайте, а вам нравится Джим Джармуш? меланхолично произнесла Аня.
О да, особенно в середине книги есть один момент вставил Илюша.
Это режиссер
Да что ж такое! Не угадал! корчился от смеха на лавочке Илья.
Аня не выпускала из рук его шелковистые волосы.
Нам нравилось перебирать известные имена и тем самым чувствовать себя хоть на йоту причастными к гениальному творчеству, Великому Созиданию. Создать что-либо сами мы не могли, мы не умели пока даже любить.
За пятнадцать минут до закрытия метро мы встали со скамейки и пошли к ближайшей станции.
Даш, он написал, что мы с ним дети индиго! Аня сидела на кровати, не раздеваясь, и никак не могла прекратить эсемеситься с Илюшей.
Я уже сходила в душ и расстилала свою постель. Я ужасно устала, я давно, наверно, еще с институтских времен, столько не ходила пешком. Ноги гудели. Но в голове был счастливый туман, мне казалось, что город учит меня любить жизнь.
Даша, я написала ему, что хочу с ним.
Что хочешь? спросила я.
Ха-ха, засмеялась она. Он тоже мне задал вопрос: «Что?» а я ответила: «Все!»
* * *
Так мы прожили с Аней в Киеве еще три дня. Днем гуляли по городу, по магазинам и паркам. Я побывала на Майдане, на набережной, в Лавре, покаталась на фуникулере. Мы кушали в Макдоналдсе, Салатерии, Мураками, пили кофе в Ароме и Чашке, искали Воннегута и «Маленького принца» для Илюши, слушали музыку, разделив наушники, обсуждали певцов, их новые альбомы, катались на метро и на такси и никак не могли попасть в картинную галерею и оперу. В семь часов мы встречали Илюшу с работы и продолжали вместе гулять по вечерним заведениям Киева. И снова он был хмурым и уставшим, и, казалось, что уже не будет так хорошо, как вчера. И так же, как вчера, после пары баночек пива или вина, или коктейля, или шампанского мы были самыми родными людьми, и нам втроем было беспечно и весело. А на ночь Анька читала мне Хэмингуэя, и я чуть не плакала в подушку.
В день перед моим отъездом мы поели с Аней гамбургеров в T. G. I. Fridays, выпили там же по багама-маме и пошли на Крещатик встречать Илюшу. Погода все еще стояла чудесная! Бабье лето никак не хотело сдаваться и отдавать этот город холодной осени.
Тебя не смущает, что Илюша много пьет? спросила я Аньку.
Я как-то и не заметила. ответила она. А ты считаешь, что много?
Я пожала плечами.
Не знаю.
Вспомнила, как Анька говорила мне, что альтруист не замечает чужого эгоизма. Ее любовь не замечала его недостатков.
Знаешь, он мне очень нравится, сказала мне Анька. Мне в нем нравится все, понимаешь? Его внешность, чувство юмора, ум, то, как он смеется, как целуется, даже когда про фьючерсы рассказывает, мне интересно! Наверное, у него есть недостатки, но для меня их как будто нет.
В этот вечер мы пошли на смотровую площадку у метро Арсенальная. Купили просекко и рафаэлки и устроились на самом краю обрыва лицом к сияющему огнями городу. Весь Киев, как на ладони, лежал перед нами в серой вечерней дымке. Илюша открыл просекко, сделал глоток и передал нам. Мы тоже сделали по глотку. Сквозь сгущающийся сумрак перед нами поблескивали купола Киево-Печерской Лавры. Дороги, освещенные фонарями, как нитки золотых бус, извивались в разные стороны, перекидывались мостом через Днепр. Мы пили вино и закусывали его рафаэлками. Аня и Илюша показывали мне исторические места Киева. Видишь вон тот монумент? Это Родина-мать. По проекту она должна была быть покрыта сусальным золотом. Как золотой Будда в Таиланде! От этого шика-блеска все же решили отказаться, но никто об этом не жалеет. Как говорится, и слава Богу! А вон там сияет арка Дружбы народов! Некоторые верят, что если у одного подножья арки сказать что-то вверх по радуге, то это будет прекрасно слышно с другой стороны. Мы не проверяли. А на противоположном берегу была Лысая гора. Предполагают, что именно ее описывал Булгаков в «Мастере и Маргарите». Я старалась внимательно слушать, но в голову мне быстро ударил хмель, и я почти ничего не запомнила из исторических сведений, городских легенд и историй о ведьмах и местах силы. Вскоре стали видны лишь отблески сияющего города в Днепре.