Административный принцип прохождения кампании по созыву Уложенной комиссии предполагал выражение «общественных отягощений и нужд», свойственных жителям конкретной административной единицы. Однако могли ли, скажем, дворяне Каширского уезда иметь общие «отягощения и нужды»? И могли ли они в принципе собраться вместе для определения общих интересов? Учитывая факт реструктуризации уезда по указу 1764 года, было бы неоправданно ожидать явки на выборы всех помещиков уезда, обладавших этим правом[124]. Представители власти и сами помещики еще не усвоили новых реалий первые, посетив имения, уже не принадлежавшие к уезду, вторые послав отзывы в уездную канцелярию, к которой территория их имений больше не относилась.
Чтобы выработать «общественные отягощения и нужды», дворяне, собравшиеся в Каширу на выборы, должны были составлять некое сообщество или хотя бы какую-то группу, связанную общими интересами и общим образом жизни[125]. Однако установленный сверху административный принцип не отражал реального ощущения принадлежности дворянина к конкретному сообществу. Кроме нечеткости административных границ, решающим фактором формирования локальных дворянских сообществ оказывались географические особенности местности. Так, известный мемуарист А. Т. Болотов, проживавший в своем родовом имении Дворяниново Каширского уезда и имевший обширный круг друзей и знакомых, не поехал в 1767 году на выборы в Каширу и даже не знал никого из дворян (за исключением одного своего дальнего родственника), принявших участие в выборах и подписании каширского наказа[126]. Вероятной причиной явилось расположение имения Болотова на самой западной окраине Каширского уезда, при том что Кашира находилась в северо-восточной части уезда, и туда съехались помещики имений, расположенных на небольшом расстоянии от уездного центра. Показательно также, что на выборы в Каширу не приехал ни один из помещиков, чьи имения располагались в северной части уезда, через реку Оку от уездного центра. А. Т. Болотов, не являясь частью локального дворянского сообщества, сложившегося вокруг Каширы, чувствовал свою принадлежность к сообществу дворян, живших с ним по соседству, но административно принадлежавших к Алексинскому уезду[127]. Этот пример, как и множество ему подобных[128], показывает, что коллективные интересы дворян и их «общественные нужды» не соответствовали формализованным административным границам, а проистекали из реалий их жизни.
Как нам удалось увидеть на примерах Орловской и Тульской губерний 176070х годов, локальные дворянские сообщества, формировавшиеся в ходе кампании 1767 года, возникали благодаря неформальной социальной коммуникации дворян, связанных родственными, соседскими, служебными, экономическими, культурными и прочими связями, в которых на первый план выходили общность интересов и личные предпочтения. Этим локальные сообщества 176070х годов заметно отличались от уездного или губернского дворянского общества конца XVIII начала XIX века: согласно Жалованной грамоте дворянству 1785 года быть причисленными к уездному или губернскому дворянскому обществу могли лишь дворяне, имевшие юридическое право быть записанными в дворянскую родословную книгу губернии, на территории которой находилась их собственность. После 1785 года принадлежность к дворянскому обществу определялась не общностью интересов, а жесткими формальными требованиями, являясь показателем узаконенного статуса.
При наличии собственности в нескольких уездах участие в выборах депутата в Уложенную комиссию и подписание наказа в том или ином уезде для многих дворян было делом личного выбора. В значительной степени это зависело от их материального состояния и в целом от имущественной стратификации дворян на территории уезда. Так, Веневский уезд Тульской провинции представлял собой интересный образец того, как дворяне группировались в зависимости от благосостояния и места в локальной социальной иерархии. Согласно уже упоминавшемуся документу о передаче части населенных пунктов из Каширского в Веневский уезд, в трех станах последнего до передачи в него новых территорий имениями владели 258 дворян. Среди них 15 человек были представителями княжеских, а 5 графских фамилий[129], и ни один из них не явился на выборы и не подписал наказа от дворян Веневского уезда.
Самой богатой помещицей уезда была статс-дама графиня В. А. Шереметева, урожденная княжна Черкасская. Лишь в одном Веневском уезде она, по данным третьей ревизии, имела 1844 души мужского и 1835 душ женского пола[130]. Статс-дама скончалась в 1767 году, и ее веневские имения достались по наследству мужу, генерал-аншефу, обер-камергеру и сенатору графу П. Б. Шереметеву, одному из богатейших помещиков России[131]. Ни В. А. Шереметева, ни тем более ее муж, проживавшие в Петербурге, не прибыли на выборы в Венев и наказ от дворян Веневского уезда не подписали; сенатор принимал участие в выборах в столице, подписал наказ от жителей Петербурга, а также наказ от Сената[132]. Имевший в Веневском уезде 498 душ мужского пола генерал-аншеф князь В. М. Долгоруков (Крымский) участвовал в дворянских выборах в Москве, подписал полномочие депутату и наказ от дворян Московского уезда, а также наказ жителей Москвы[133]. Лишь один из 30 помещиков Веневского уезда, единолично владевших там более чем 100 душ мужского пола, подписал веневский наказ[134]. На выборы в Венев прибыли 8 дворян, из них 5 имели ранг капитана, один поручика и два сержанта; наказ подписали 14 человек, половину из которых также составляли капитаны, а самый высокий ранг был у надворного советника. У троих было менее 20 душ мужского пола не только в уезде, но и во всей Тульской провинции, остальные в среднем имели по 50 душ. Предводителем веневские дворяне выбрали самого обеспеченного из них, владельца 86 душ капитана А. И. Уварова[135]. Как мы видим, в выборах и подписании наказа в Веневском уезде приняли участие лишь небогатые дворяне в низких рангах.