Леди Сайрен, леди Сайрен, Милли запричитала, замельтешила рядом, накрывая мои плечи одеялом, поднеся чай какой-то, пытаясь помочь. Зачем же вы встали, леди Сайрен, вам бы полежать, вы же больная еще
Я ответила своим голосом, который не узнавала:
Все хорошо, Милли, все в порядке, я здорова.
И в этот миг я вдруг осознала странность случившегося я здорова. Совершенно и полностью. Действительно здорова, что потрясает. Вспомнила события прошлого вечера, ночи
Милли, заговорила почти шепотом, а сколько я
Да почитай больше суток, леди Сайрен.
Медленно кивнула. Затем осторожно сняла с себя наброшенное служанкой покрывало. Мое физическое состояние было превосходным, чего нельзя было сказать о душевном. Но мне следовало держать себя в руках и начинать новую жизнь. Самостоятельно.
Оставайся, Найри, госпожа Шилли вновь подлила мне травяного чая.
Сестра моей няни, такая же добрая и отзывчивая, отложила всю работу и завтракала вместе со мной. А если вернее сидела и подкармливала меня, сама женщина уже поела, ведь в торговом квартале встают с рассветом.
Мне не хотелось бы вас стеснять, откровенно сказала я, чувствуя, что третий пирожок с малиной был лишним.
А еще четыре с разными начинками мне предстояло «хотя бы попробовать».
А еще четыре с разными начинками мне предстояло «хотя бы попробовать».
Найрина, госпожа Шилли всплеснула руками, ну куда ты пойдешь, милая?
Это был сложный вопрос, но я о нем думала.
В лечебнице СанЭстин персоналу предоставляется жилье и заработная плата. Ночной режим работы позволит мне вернуться к обучению и
Лечебница для умалишенных? с нескрываемым ужасом переспросила госпожа Шилли.
Они просто больные люди, тихо ответила я.
Мне вспомнился тот высокий мужчина с длинными светлыми волосами, кто практически принес меня сюда. Принес, не бросил, не оставил лежать посреди ночи на улице. И стыдно, безумно стыдно, что ему действительно пришлось именно нести, он даже вещи взял
Найри, милая, тебе же есть где жить! возмутилась госпожа Шилли. И с работой, если ты хочешь работать, трудностей не возникнет. Да к тебе половина квартала лечиться ходила, милая, ты же ни кому не отказываешь.
Сердце кольнуло болью.
Тогда у меня была магия, тихо ответила я, откладывая чашку.
Тогда
Стук в ворота, лай собак. Хозяйка торопливо поднялась, подошла к окну:
Вот и с мельницы вернулись.
У госпожи Шилли трое сыновей и ни одной дочери. Она всегда сетовала на судьбу, жалуясь моей нянюшке, но на мой взгляд совершенно напрасно. Сыновья Шилли были все как отец не высокие, но плечистые, румяные, с пепельно-русыми волосами, карими глазами и твердо стояли на земле. Действительно твердо широко расставив ноги и сохраняя уверенную невозмутимость в любой ситуации. Вот и когда отец умер, парни остались твердо стоять на земле, взяв управление хозяйством на себя. За четыре года преуспели дом у госпожи Шилли стал в два раза больше, прислуги прибавилось, вместо одной лавки в центре города ныне имелось пять, а пекарня работала с утра до ночи в две смены. Одно тревожило и нянюшку и госпожу Шилли парни никак не хотели жениться, демонстрируя полнейшее отсутствие интереса к женщинам. Несколько раз вдова булочника заговаривала со мной об этом, потому что с сыновьями мы дружили, я же отмалчивалась, ибо точно знала те болезни, с которыми три брата иной раз ко мне приходили, можно заработать только от женщин.
Тяжелые шаги, распахнулась дверь и на весь дом раздалось басовитое:
Мамань, у нас Найри?
Алех ворвался в столовую первым. Стянул шапку, скинул безрукавку меховую, видимо ехали ночью, не отрывая сурового взгляда от меня, подошел, взял стул, развернул спинкой вперед, сел, широко расставив ноги, уперся локтем о спинку, и подпирая подбородок, прямо сказал:
Дура и гордячка!
Алех! возмутилась госпожа Шилли. Да как ты с Найриной разговариваешь.
А как заслужила, огрызнулся он, все так же глядя на меня.
Сэм ворвался следом. Он уже был без шапки и куртки, но вот все остальное суровый взгляд на меня, измывательство над стулом и выражения, были почти идентичны старшему брату:
Безмозглая, окрестил меня Сэм, и добавил, привет.
Герман вошел последним. Собаки все были его, так что пока не покормил, не пришел, но было заметно, что спешил.
Пришла-таки! заявил он с порога. А мы тебя искали! Мы всю ночь по улицам шастали!
Мне вдруг стало стыдно. Первое, о чем я подумала об их безопасности. Меня в торговом квартале знали, госпожа Шилли права, я лечила многих, и посему даже мысли не возникало в Ночь Свободы появиться здесь.
Неожиданно в столовую заглянула черная морда.
Хурт, на двор! приказал Герман.
Псина показалась вся, чтобы было видно что она даже хвостом не виляет. И зарычала. На меня. На меня?!
Хурт, ты чего? удивился Алех. Хурт, ко мне.
Пес величественно вошел, но гордый вожак дворовой стаи направился не к старшему из братьев Шилли, а ко мне. Подошел, порычал еще, вызывая изумленное недоумение, потом положил морду мне на колени и тяжело вздохнул.
Он на тебя тоже злой, но понимает, что злиться бесполезно, пояснил случившееся Герман.
Я отложила пирожок, который так и держала в руках, чуть отодвинулась от стола, погладила пса по голове, почесала за ухом. Он заурчал, даже хвостом вильнул, что для гордого породистого волкодава было проявлением невероятного дружелюбия. И вот тут госпожа Шилли грозно начала: