Из чрева ножен острый меч,
Тумены Чжучи, Чжагатая
И Угедея на Ургенч.
Стекала в рот, горько-солёна,
Кровь из растрескавшихся губ.
И ветер, треплющий знамена,
Был раскалён, упруг и груб.
Дневное солнце в небе блекло
В столбах неистовых огней,
И не щадило злое пекло
Ни стариков и ни детей.
Ургенч был вырезан и выжжен.
Засохла кровь. Улёгся прах.
И утопали неподвижно
Руины в пепле и в песках.
VIII
В последний город хорезм-шаха
Ворвался с боем Чингисхан
Как бич судьбы, как плеть Аллаха,
Как жуткой смерти ураган.
Хорезм добит! Ургенч разрушен
И устлан трупами людей.
И падишах теперь не нужен
В земле растерзанной своей.
Он бросил все свои владенья,
Оставил все свои войска
И после злого пораженья
Сбежал на лодке от врага.
Как волк, отбившийся от стаи,
Он стал чужим в своей стране,
Его наибы в битвах пали,
Его страна лежит в огне.
IX
В краю, где ветер переносит
Песок с бархана на бархан,
Благоухая, плодоносит
Оазис жизни Хорасан.
В глухой пустыне, где извека
Не оставлял никто следов,
Трудом и волей человека
Поднялись заросли садов.
В тот край, ухоженный Аллахом,
Скакал, неистово гоним
Бессильной яростью и страхом,
От лап судьбы Алла Ад-Дин.
И по приказу Чингисхана
Любой ценой догнать врага
За шахом в земли Хорасана
Пошли монгольские войска.
Вперёд напористо и резво,
Оставив где-то позади
В тылу развалины Хорезма
И грабя всё, что впереди.
На запад в чуждые пределы,
Чтобы убить того, кто смел
Послать туда из луков стрелы,
Где не хотели его стрел,
Кто приказал рубить мечами
Тех, кто приехал без мечей,
И кто трусливыми ногами
Теперь пришпоривал коней.
X
Суд совершён. Страна Аллаха
Превращена в багровый чад.
И, как невысохшая плаха,
Её углы кровоточат.
Не призывают муэдзины,
Как в дни великой старины,
К молитве мёртвые руины
Своей разрушенной страны.
Сожжён и вытоптан конями,
Мавераннагр20 лежит в золе,
Завален мёртвыми телами
На окровавленной земле.
В свинцовом небе шлейфы дыма.
В огне роскошные дворцы,
И в них смердят невыносимо
В застывших позах мертвецы.
Там, где был край, богат и светел,
Разверзся сонм кровавых бездн,
И заносил горячий пепел
Надменный царственный Хорезм.
Октябрь ноябрь 2004
Москва
Соловецким юнгам
Круг луны над волнами размыт, одинок и несветел.
Крупной рябью топорщат морские просторы ветра.
В ледяном и суровом краю распоясался ветер.
И, вцепившись в борта, словно нервы, дрожат леера.
В диком визге норд-оста звучит одинокая тризна.
Это реквием шторма опять затянул такелаж.
В этой песне рыдает и стонет от боли отчизна.
И, скорбя о родных, её слушает весь экипаж.
Напряжённо шипят и сопят озверело форсунки.
Судно гладким форштевнем уходит в седую волну.
Неподвижно и молча застыли на палубе юнги.
И пробоина медленно тянет эсминец ко дну.
Эти серые волны вгрызаются в волчьем угаре
В накренившийся левый пробитый торпедами борт.
И разбитые головы кружит от смрада и гари,
Словно рвётся огонь из разорванных кровью аорт.
На обугленной палубе дым и убитые люди.
Старый боцман как будто разрублен десятком секир.
Он упал среди гильз у ещё не остывших орудий.
Рядом с ним после взрыва убитым упал командир.
Волны давятся трупами в злой синеве полумрака.
Ледяной кипяток, как из крана, сочится из пор.
Океан забирает погибших друзей с полубака.
Растворяется в сизом тумане немецкий линкор.
Исподлобья следя за шагами крадущейся смерти,
С иступленной досадою шепчет один из ребят:
«Вас заставят за это ответить, фашистские черти!
Нам недолго осталось до встречи за нас отомстят!»
Мрак студёной воды обжигающе вязок и колок.
Тяжело и мучительно так на плаву умирать.
А в немецком тылу где-то есть украинский посёлок,
Где ушедшего сына с войны дожидается мать.
27 ноября 2004 г.