Жена Стефана?! на его лице с живой мимикой проносятся облегчение и радость. Как он сам?
Они не были близкими друзьями, тем не менее Ксандр регулярно присылал Стефану приглашения на все концерты, вечеринки и каждый год звонил поздравить с днём рождения.
Умер, я отворачиваюсь и разглядываю чахлую траву на газоне. Я не выдержу, если он спросит что-то ещё или захочет узнать подробности, но Ксандр тактично переводит тему.
Слушай, мне надо одеться.
Надо, я киваю, так и не глядя на него. Но до замка я ничем тебе не помогу.
Есть один вариант, но боюсь, ты решишь, что я извращенец.
Я удивлённо гляжу на него.
В каком смысле?
Эти ребята одной со мной комплекции, он указывает на трупы под навесом.
Хочешь обокрасть мертвецов? я равнодушно пожимаю плечами: Валяй, мне плевать.
Он усмехается уголками губ и направляется к телам, распростёртым на земле, и хотя я не собиралась этого делать, но провожаю его долгим взглядом. Наверное, нужно быть совершенно бессердечной, чтобы думать о подобном, но не могу не отметить: зад у него что надо.
Вскоре мы выезжаем с заправки, и первое время я полностью сосредоточена на дороге. Вряд ли нас поджидает засада, но всё же стоит быть осторожнее. Ксандр пытается заговорить о чём-то, но я не слушаю, напряжённо вглядываясь в окно. Поняв, что разговора не будет, он откидывает сиденье, закрывает глаза и почти сразу засыпает. Решаю оставить его в покое. Он заслужил отдых. Как и все мы.
«Это только начало», произносит голос в моей голове. Он больше не принадлежит Стефану. Теперь это мой собственный голос, и он звучит весьма зловеще.
Глава 3
Я себе его иначе представлял, Ксандр наклонился к окну и внимательно разглядывает Замок, возвышающийся на вершине холма.
С этой точки он больше похож на игрушечный: острая крыша; светлые каменные стены, словно кирпичики Лего; сверкающие золотом догорающего дня витражи; а на макушке самой высокой башенки на ветру развевается флаг с изображением герба рода.
Лучше или хуже? я паркую «порше» под раскидистым дубом, словно сошедшим со страниц древних легенд.
Не думал, что замок будет такой огромный. Когда Стефан рассказывал о родовом гнёздышке, он ни словом не обмолвился что это такая махина.
Он не любил кичиться деньгами родителей, я заглушаю двигатель, гашу фары. Стеснялся этого.
Ксандр поворачивается и смотрит изумлённо. Аристократические чудачества моего мужа понятны далеко не всем, я и сама в первое время страшно сердилась и считала всё это игрой и кокетством.
А ведь так и есть, он согласно кивает. Твой муж никогда не рассказывал о предках, и я долгое время считал, что Стефи самый обычный хиппи из сквота.
Он и был хиппи из сквота, я натянуто улыбаюсь, стараясь не показать, как больно мне говорить о нём. Воспоминания о беззаботном прошлом словно прожигают в сердце дыру, и неосознанно я нервно растираю грудь ладонью. Вернее, анархист. Пацифистская философия «детей цветов» никогда его не привлекала.
Ксандр устало потирает веки, и я отмечаю, что он выглядит совсем больным: под глазами залегли тёмные круги, цвет лица почти слился с цветом выбеленных волос, на лбу проступают капельки пота. До того как понимаю, что делаю, прикладываю ладонь к его колючей от щетины щеке. Он словно раскалённая сковородка. Ксандр смотрит прямо мне в глаза, и я смущаюсь своего жеста, поняв, что он слишком интимный. Убираю руку и, стараясь, чтобы Ксандр не уловил волнения в моём голосе, говорю:
Похоже, у тебя жар.
Переживу, я крепкий, он всё ещё пристально смотрит, и мне кажется, в его взгляде читается вожделение. Хотя думать так глупо, Ксандр сейчас не в том положении, чтобы хотеть секса.
Нам предстоит долгая трудная дорога, и если у тебя есть сомнения, что дойдёшь, то лучше дождись меня в машине, говорю это, а сама думаю о том, хорошо ли он целуется. Кажется, у меня окончательно поехала крыша от горя и напряжения.
В каком смысле трудная? искорки в его глазах потухают, и теперь Ксандр смотрит с изумлением. Разве мы не на месте?
Не совсем. Мы внизу, а нам нужно туда, на холм, я тычу пальцем в сторону замка. Наверх попасть не так просто.
А почему мы не можем въехать на машине, он непонимающе смотрит на каменную дорогу серпантином, поднимающуюся к главному входу.
Ворота закрыты, а стена метров восемь. При всём желании нам её не одолеть.