Персидский сантур самый древний из иранских музыкальных инструментов. Сантур уникален тем, что является струнным и ударным одновременно. Посмотрите, здесь натянуто более семидесяти струн, а его красочный, проникающий в душу плач извлекают двумя мизрабами лёгкими металлическими молоточками, Ибн Язид посмотрел на музыканта, и тот сыграл пару аккордов. Сантур порадовал нас колоритным восточным звучанием. А это томбак, торговец показал на барабан, изготовлен из цельного куска дерева грецкого ореха, сверху обтянут тончайшей кожей годовалого одногорбого верблюда. Ней древнейший инструмент, пришедший к нам сквозь мгновение нескольких тысячелетий, без него невозможно представить себе ни одну традиционную персидскую мелодию. И наконец, известный своим неповторимым пением шестиструнный тар, корпус которого создан из тутового дерева, а сейчас вы услышите многоликий голос нашей утончённой души!
Глава 9. Парвин и Шахбану
Dance like nobodys watching;
Love like youve never been hurt.
Sing like nobodys listening;
Live like its heaven on earth.
Mark Twain
Музыканты заиграли грустную протяжную мелодию занавеска вновь качнулась, и я чуть не поперхнулся недожёванной хурмой: толкая друг друга, передо мной вывалились две жирухи. Одна из них своими габаритами чуть не снесла золотого льва, когда пыталась первой пролезть в узкий дверной проём. В каждой веса примерно центнера на полтора, обе девушки одеты в жёлтые шаровары и просторные зелёные рубахи. На шеях позвякивали серебряные украшения с массивными непрозрачными голубыми камнями. Напирая на меня и Ираклия огромными грудями, желеобразными животами и безразмерными задницами, гурии, призывно улыбаясь, хохоча и подпрыгивая, принялись вертеться и скакать вокруг нас, как две бешеные слонихи.
Кое-как проглотив прилипшую к зубам хурму, я допил остатки чая и попросил Ибн Язида остановить бесполезную свинопляску красотки тут же удалились. Торговец, вздохнув по-стариковски, анонсировал следующий номер:
Сладкие, как исфаханские дыни, стройные, как финиковые пальмы, пугливые, как газели Загроса, фируза и зумрад моей души луноликие Парвин и Шахбану!
Вместо обещанных газелей вышел ещё один парень, среднего роста и коротко остриженный. Вновь я услышал печальную, но, в то же время, ритмичную, чем-то похожую на современную мелодию, а голос певца оказался сильным, выразительным и звонким казалось, он заполнял собой всё вокруг, а музыка только слегка указывала ему направление. Мне незнакомо восточное наречие, на котором пел парень, но в исполнении как будто чувствовалась душевная боль и страдание, при этом, песня не звучала скучно или заунывно.
Появились две девушки: такие, как их и описал торговец. Высокие, с длинными прямыми чёрными волосами, яркими тёмными глазами, одежда не скрывала достоинства фигуры, но оставляла небольшое пространство для свободного полёта фантазии. Во время танца девушки иногда в такт подпевали, а иногда отбивали ритм, хлопая в ладоши. В этом выступлении всё было слаженно и гармонично: музыка, песня и танец отлично дополняли друг друга. «Танцовщицы слишком шикарные, чтобы работать официантками в казино», подумалось мне, когда закончилась песня.
Что это был за язык? Турецкий или арабский? заполнил паузу Ираклий.
Песня исполнена на фарси бессмертном голосе нашей свободы, сообщил Ибн Язид.
А о чём она? не отстал Ираклий.
Посмотрев на Ибн Язида, а после встретившись со мной взглядом, одна из танцовщиц плавно приблизилась ко мне, взяла меня за руку, наклонилась и прошептала:
Пока ты спишь, я хочу
Быть рядом с тобой.
А если вдруг усну, то хочу
Увидеть тебя вновь во сне
Кто написал стихи и музыку к твоей песне? Тоже Омар Хайям? немного ошарашенный таким недвусмысленным намёком, спросил я её, чтобы что-нибудь умное из себя извлечь. Глядя на девушку и ожидая от неё ответа, услышал скрипучий старческий кашель Ибн Язида:
Один из моих современников, некий Лабафзаде, но вы вряд ли знаете его Однако благодаря его творчеству, песни на фарси услышали далеко за пределами нашей земли. А вот этого голосистого певца Ашара, я нашёл вблизи древнейшего персидского города Пасаргады Забытых Садов Фарса, где на протяжении полутора тысяч лет стоит золотой мавзолей гробница Великого Кира, царя Аншана из династии Ахеменидов