Всё, что ночью кропаю, в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу
Но не буду скользить, словно пыль по лучу
Ему очень плохо. Он смертельно устал. Я почти силой укладываю его на свою кровать, и он тут же засыпает. Выключаю свет и выхожу ну улицу. Странно, появление Володи меня успокоило, силы вернулись.
Вот так нужно жить, подумал я, работать пока есть вдохновение и валиться спать, мертвым от усталости, а не страдать попусту от того, что тебя кто-то не любит. Верно сказала Марина у каждого есть Судьба. А значит, если ты занимаешься тем, для чего ты рожден, судьба даст тебе все необходимое, и любовь тоже. На этом я полностью пришел в себя, и даже мысли о тебе уже не ранили. Теперь я мог осмысленно взглянуть по сторонам и увидел, что на втором этаже горит свет, Марина дома. Поднявшись наверх, я принял активное участие в приготовлении ужина, и весь оставшийся вечер мы провели вдвоем.
Надо тебе сказать, о мой тунгусский метеорит, что общение с Мариной меня увлекло. Это был не тот разговор, когда состязаются, кто умнее или кто лучше разбирается в блюдах, вещах или еще в чем-нибудь, что составляет предмет обыденных забот. Марина рассказывала мне о своей жизни о детстве, его радостях и горестях, о девичестве и первой любви, о двух предыдущих замужествах, о своих увлечениях, ошибках и достижениях. Внешне спокойная, внутри она была такой же страстной, как и Володя. Она не писала стихи и песни, как он, но увлекалась и поэзией, и музыкой и всем тем, чем увлекался он. Имела глубокий ум и отменное чувство юмора. Мои рассказы о почтальоне и последовавших по горячим следам рассуждениям о любви и системе вызвали у нее приступ смеха :
Не зря я говорила вам, что Ильич гроза нашей округи. Володя его на дух не переносит. Извечная битва между душой и рассудком, между поэтом и книгочеем. Да и народ у нас, хотя и простой, но разницу между ними видит ясно. Володя он свой, мужики его любят, гордятся им, бабы, хотя и ругают, но в обиду тоже не дадут, в пример своим, пьющим, ставят. Бывает, он, когда в минусе напьется, накричится, подерется все прощают, а этот зайдет куда все сразу замолкают. Боятся его как чумного. Батюшка, огромный который, и тот не выдержал, бесом окрестил, так и прилипло к нему прозвище.
Подозрения мои насчет тайной любви оправдались, Марина и была предметом его многолетних воздыханий! Вот, оказывается, к кому его ноги сегодня несли. Я принес взятую у него тетрадь.
Cмотрите, сказала она и открыла обложку. На обороте было старательно выведено красными чернилами «Моей единственной и неповторимой М». Я был в недоумении:
А как же его слова о любви, которая в списке заблуждений?
Все просто получив от меня отлуп взял, да и внес в свою теорию поправку не мог смириться с мыслью, что он мне безразличен. Да и саму свою теорию про систему-то для меня специально сочинил, гением, видите ли, задумал сделаться, будто так любовь можно заполучить. Все норовит с Володей спор затеять, чтоб показать, что не хуже его.
После она читала любимые стихи, играла на пианино, пела своим прекрасным голосом прекрасные песни.
Спать лег я в володиной комнате. Только закрыл глаза, слышу:
Привет, мой свет! Открываю ты! Как же ты так прошла, что никто не заметил? Я поднялся тебе навстречу:
Здравствуй, душенька моя! Любил ли кто-нибудь тебя как я?!
Нет, конечно!, смеешься ты, так по-идиотски меня еще никто не любил! Наговорил столько всякой чепухи. А помнишь Володя сказал, что для любимой надо горы свернуть? Ты свернул для меня горы?
Я на секунду растерялся:
Какие горы? Ах, да забыл моя прекрасная. Я приношу к твоим ногам то, что не приносил еще ни один мужчина! И я достаю огромную толстую тетрадь, на которой золочеными буквами начертано: ИСТИНА. Ты смотришь на меня с восхищением, и я понимаю, что я тот единственный, который должен быть с тобой. Затем лицо твое вдруг меняется, и ты зловещим голосом спрашиваешь:
А ты внес в эту истину одну поправочку?
О чем ты, любимая?
А вот о чем! ты открываешь дверь, и появляется Культурист! Он медленно приближается и шипит:
Как посмел ты, поганый почтальон, подносить к ногам моей бабы эту гадость?!
Затем берет у тебя эту тетрадь, замахивается ею и орет:
Да я тебе башку снесу!
Я закрываюсь от него почтальонской сумкой. И просыпаюсь.
В комнате горит настольная лампа. Володя сидит за столом и пишет. Услыхав мое шевеление, поворачивается, сочувственно улыбаясь: