Как отсюда выйти? спросил Кабанов, обращаясь ко всем работницам сразу.
Он не удосужился ни ответа, ни взгляда. Только страшная женщина, сидящая за ближайшим к нему столом, искоса глянула на него и свела к переносице безобразно разросшиеся брови. Кабанов схватил за мосластее плечо ее соседку в сером платке это была не то усохшая старушка, не то еще не выросшая девочка, но и эта труженица не оторвалась от своего занятия. Пение не прерывалось, даже, напротив, усилилось, и вся нора была наполнена вибрирующими монотонными звуками: «Му-ма-мима. Мама-мимо Бииииии-бизиииии» И то же самое по второму кругу, а потом снова и снова.
Кабанов решил, что они над ним издеваются. Задыхаясь от злости, он огляделся вокруг, словно выбирая, кого бить первой, и увидел небольшую дыру в стене, достаточную для того, чтобы пролезть в нее на четвереньках. Желание убраться отсюда восвояси было сильнее желания раскидать безумных теток по углам, словно тряпичных кукол. Кабанов, трижды плюнув в проход между столами, опустился на четвереньки и полез куда-то в темноту, еще более плотную и зловонную. Встав на ноги неосмотрительно резко, Кабанов ударился темечком о глиняный свод, и тем самым сорвал с него приличный кусок прессованного песчаника.
Он долго стоял, согнувшись в три погибели и потирая ушибленную голову, пока его глаза привыкали к мраку. Того ничтожного количества света, которое проникало через дыру, хватило, чтобы увидеть похожие на багажные полки двухъярусные нары. Кое-где валялись подозрительного цвета тряпки. С верхних полок свисали тонкие, плоские чулки, залатанные разноцветные носки, еще какие-то серо-желтые лоскуты со сморщенными резиночками, потертыми шовчиками и редкой щетинкой ниточной рвани Кабанова чуть не стошнило.
Блин Что это за херня? хотел крикнуть он, но его голос прозвучал на удивление глухо и тихо.
Он выполз назад. Пение вдруг прекратилось. Но Кабанов зря понадеялся, что теперь на него обратят внимание. Толстуха с тифозной стрижкой, сидящая в самом темном углу, где свеча уже давно сгорела и превратилась в затвердевшую лужицу, постучала пяльцами о стол и сказала:
Подождите, девочки. Тут лучше поделить на два голоса. Послушайте, я буду петь так И задрав вверх комковатый, словно неудавшаяся манная каша, подбородок, она мышиным писком издала: Бизи-бизи-бизиииииии!!! Быстро перешла на обычный низкий голос: А вы в это же время чуть пониже: «Му-ма-мима!» Хорошо? Давайте попробуем! И начали!
Пение возобновилось. Надо сказать, что звуки были достаточно мелодичными, и Толстуха успевала не только звонко пищать, но и ритмично отбивала пяльцами такт. Вот только Кабанову никак не удавалось разобрать слов. Впрочем, текст песни вовсе не интересовал нашего несчастного героя. Ему казалось, что эти омерзительные существа издеваются над ним.
Как отсюда выйти?! закричал он, пытаясь заглушить звонко-скрипучие голоса. Но не тут-то было! Песня зазвучала с удвоенной силой.
Дабы покончить с этим гнусным театрализованным действом, он схватил за хлипкий ворот халата Полудевочку-Полустарушку, оторвал ее от табурета и, тряся ее, словно шейкер с коктейлем, выдохнул ей прямо в мелкое обезьянье личико:
Как ты сюда попала?! Быстро говори, а то придушу!!
Стройность пения была нарушена, ритм сломался, голоса пошли вразнобой, а потом и вовсе затихли.
Не помню, печально ответило болтающееся в руке Кабанова существо, приторно пахнущее дешевыми карамельками. Суча ручками и ножками, оно добавило: Обдолбанная была. И в голову раненая. Женька не уберег
Кабанов разжал руку и оглядел нору в надежде встретить более-менее осмысленный взгляд. Но все вдруг затихли, пригнули головы, и только было слышно, как шуршат иголки: шик-шик-шик.
Кабанов шагнул к Толстухе. Он не стал делать глупой попытки поднять ее за ворот и лишь сдавил пальцами ее скользкий бугорчатый загривок.
А я была на празднике, торопливо заговорила Толстуха, часто моргая, и там вискарь пила, и экстази кушала, и так радовалась, так радовалась, что даже не заметила, как все вокруг изменилось.
Кабанов отдернул руку от скользкого загривка.
Так здесь что? Вытрезвитель? с надеждой спросил он. Наверное, его приняли за пьяного и потому привезли сюда. Если так, то он без труда докажет санитарам, что был оглушен, а не пьян.
Ну, вроде вытрезвителя, ответила страшная женщина, которую, как позже выяснилось, здесь звали Зойка Помойка, и уточнила: Вроде наркодиспансера.