Любовниками Луцилла и Квинт стали несколько лет назад. Именно тогда, недовольная приказом отца выйти замуж за старого Помпеяна, почти ровесника самого Марка, Луцилла захотела изменить мужу. И она бы сделала это с первым встречным мужчиной ее круга, если бы не подвернулся Квинт Агриппин. Ко всему прочему, она в него влюбилась. Так и длилась эта связь без малейшего намека на развязку: обрубок левой руки любовника продолжал сводить Луциллу с ума, а он не видел рядом с собой женщины лучше и достойней ее.
Августе Луцилле, как почтительно величали ее, поскольку первый муж Луций Вер был императором и соправителем Марка Аврелия, уже исполнилось двадцать шесть. Она родила первому мужу трех детей и второму, Помпеяну, успела родить еще двух. Но счастья не было ни с первым, ни со вторым мужем. Счастье было лишь здесь, в спальне дворца Птолемеев в Александрии, лежащее от нее на расстоянии дыхания. Оно было осязаемым его можно было потрогать, прикоснувшись рукой к лицу лежащего рядом мужчины или бережно прижавшись губами к уже зажившей ране на изуродованной руке. При виде этого обрубка у нее сжимается сердце и на глаза набегают слезы. Вообще она никогда не была слезливой, излишне чувствительной, как и ее мать Фаустина Младшая, как и большинство римских женщин. Но рука Агриппина что-то открывала в ней, как ключ открывает надежно запертую дверь или как нить Ариадны, ведет к спасению из лабиринта. Достаточно лишь взять эту нить в руки и можно снова увидеть солнце, оставив за спиной непроглядную тьму каменного сердца. Обрубок руки Агриппина невольно открывал Луцилле вход в другой внутренний мир, мир солнечной души, в котором сияли человеческие эмоции: жалость и любовь, нежность и теплота, и, наконец, всепобеждающее добро.
Во дворце Птолемеев, где в одной из комнат находилась просторная спальня Луциллы, стояла тишина, предутренний сон для египтян был священен, в отличие от римлян, привыкших вставать спозаранку. Однако римлян во дворце было мало. И все-таки, где-то неподалеку скрипнула дверь, Агриппину показалось, что он слышит едва различимый шорох.
Я посмотрю, шепнул он на ухо Луцилле.
Куда ты, там никого нет, сонно отозвалась она, отодвинувшись к краю огромной кровати ей показалось, что туда долетает легкий ветерок из распахнутого окна.
В спальне стояла влажная духота, так и не растворившаяся за ночь. Вдоль стен на дубовых столиках лежали охапки цветов, от которых шел неповторимый запах весны. Этот чудный запах вперемешку с влажным воздухом действовал на Луциллу усыпляюще. Ее спасало лишь открытое окно, да и то, когда ветер менял направление и влетал в комнату.
Агриппин накинул на голое тело тунику, взял светильник, выглянул за дверь. Египетских охранников нигде не было, а ведь еще вчера два рослых смуглокожих стража, перекатывая мускулы на плечах, прислонились к дверному косяку и скрестили на груди руки. Они были в блестящих позолоченных доспехах, важные и величественные как некогда правившие Египтом фараоны. Впрочем, Агриппина их внушительный вид ничуть не смутил, и он спокойно прошел мимо них к Луцилле накануне вечером. Сейчас их нигде не было.
Он вернулся в спальню, где уже заснула Луцилла, нашел в одном из столиков припрятанный им заранее длинный и узкий нож. Он никогда не доверял египтянам. Эти люди ради наживы легко продадут любого и даже не вспомнят о своем ужасном поступке. Как они предали когда-то Великого Помпея, бежавшего от Юлия Цезаря под их защиту! Какой-то евнух, царский прихвостень, отрезал ему голову, чтобы послать в подарок новому правителю Рима. Евнух и Великий Помпей!
Также они поступили недавно, предав императора Марка Антонина, который был к ним всегда добр. Они изменили ему без труда, не задумываясь, не скрываясь, словно раньше покупали свежую рыбу в лавке Антонина, а теперь решили поменять торговца и пришли в лавку к Кассию. Эта обыденная простота предательства потрясла Агриппина, тут было отчего задуматься о нравах египтян. Вот поэтому, приехав со свитой цезаря в Александрию, он никогда не расставался с ножом.
Коридоры дворца были пустынны. Откуда-то доносился храп могучих охранников, где-то скрипели створки распахнутых ветром окон, изредка слышалось мяуканье кошек, которых оказалось множество во дворце. Кошки для египтян священные животные, им покровительствовала египетская богиня Баст, которую изображали с женским телом и кошачьей головой. Агриппин видел ее статуи в городе, ведь она считалась богиней радости, веселья, любви и женской красоты и женщины охотно ее почитали.