Константин Миг
Ход Вивисектора
1 глава Наставление
Двадцать человек десять девушек и десять юношей, одетых в праздничные одежды, туники и плащи, выстроились в линию посреди площади небесного города Дэма. Вокруг, на почтительном расстоянии, рассредоточились граждане столицы, с любопытством наблюдая за шеренгой молодых фаратри.
Собравшиеся здесь знали, вскоре им предстоит стать свидетелями одного из самых важных событий их народа выпуска молодых в самостоятельную жизнь. Гул нарастал, голоса становились громче, а двадцать избранных стояли и ждали, не смея пошевелиться, или отвести взгляды от золотой трибуны, расположенной на ступенчатом возвышении.
Ответственный момент настал внезапно. Шум стих, и взоры, скользнувшие по блестящему покрытию трибуны, вдруг оказались прикованы к лицу правителя Фреома Ависа, только что явившегося в сопровождении двух стариков верховных министров. Немолодой фаратри стоял на предназначенном месте и оглядывал собравшихся тяжёлым взглядом.
Лицо правителя было старо, щетина на его подбородке и скулах была готова превратиться в бороду, руки его, казалось, ослабли, но ни у кого в пределах подвластной ему территории не хватило бы духу предложить избрать нового правителя. Пусть Фреом выглядел, как древний старец, но его силы даже на шестьдесят втором году жизни были велики.
Подойдя к трибуне и положив на неё руки, фаратри некоторое время разглядывал шеренгу в белом, после чего заговорил. Его речь с частыми паузами потекла неуверенно или, лучше сказать, нескладно, но чем больше Фреом ораторствовал, тем лучше у него получалось.
В нашем мире существует множество праздников, но самым важным из них является сегодняшний день. День, когда мы отпускаем молодых в свободную жизнь. Близится час испытания, которое покажет, достойны ли эти двадцать в дальнейшем жить в лоне своего рода. Прошу, вглядитесь в их лица. Вы видите самых талантливых и сильных выпускников столичной Академии, получивших право стоять на этой площади, в то время как их ровесники без лишнего внимания отбывают вниз. Чтож, так тому и быть.
Фреом откашлялся.
Каждый помнит тот ответственный момент, когда его, отделяя от семьи и друзей, отправляли на землю Плеорима, чтобы испытать разум и тело. Поверхность планеты опасное место, способное искушать, внушать сомнения. После этих слов все, верно, будут ждать от меня наставлений с расчётом, что я дам молодым путеводную нить, которая не позволит им сбиться с пути и поддаться соблазнам. Чтож, вынужден вас разочаровать: каждый идёт своей дорогой независимо от слов постороннего человека. Повлиять на это нельзя, лишь сказав речь, но, тем не менее, я обращусь с молитвой к тому, кому мы молимся в часы бедствий и кого благодарим в мгновения счастья Истязающему. Я молю, пусть эти двадцать юноши и девушки будут верны внутреннему свету. Пусть их тщеславие падёт, и они следуют туда, где находится будущее нашего народа, Фреом взял паузу, сделал вдох и продолжил.
Каждое их действие на земле покажет, чего они достойны на небесах. Без благ цивилизации, без продуктов прогресса внизу они станут подобны животным, и в этом сближении с первобытным зверем и заключается испытание, в финале которого испытуемые получат кару или награду соразмерно своим поступкам.
Сказав так, старик пристально взглянул на шеренгу в белых одеяниях и через пару секунд вновь заговорил.
Уподобляясь животным, вы не должны потерять себя. Удовлетворяя физические потребности, вы обязаны помнить о высшей сути и не отдаваться зверю сполна. Я говорю так, потому что на земле Плеорима, помимо прочего, вам будет позволено охотиться. Умоляю, не соблазняйтесь возможностью отнимать жизни, пусть и у неразумных созданий. Убивайте лишь, чтобы выжить, избегая бессмысленного кровопролития.
На данном этапе жизни я прекрасно понимаю волнения ваших родных. Кроме того, сейчас среди этих двадцати находятся мои племянники. Я тоже боюсь, но страх мой происходит не от терзания, выживут они или нет. Он заключается в мысли о том, что, отдавшись зверю и вернувшись сюда, они изменятся до неузнаваемости. Мне страшно от предположения, что когда я встречусь с ними через год, я увижу не тех, кого знал до этого дня, а совершенно других фаратри потерянных и жалких, не знающих, куда идти.
Во время этого признания никто на площади не посмел издать малейшего звука. Каждый из присутствующих ощутил схожие чувства с чувствами правителя. Это был единый душевный порыв, стирающий разницу между обывателем и властьимущим.