Это случайность. Нас привлекли в ваш центр с подозрением, что Мухин мог наследить или оставить сообщника для использования ресурсов института.
И как?
Моя группа почти три месяца следила за тем, как вы работаете, вся ваша контора. Было очень скучно. Особенно когда начали вести отдельных сотрудников, признался Сиднев. Из дома в офис, из офиса в дом. В какой-то момент я совсем отчаялся. Мы даже устроили возгорание в доме главы одного из ваших отделов: на втором этаже и в мансарде сработала пожарная сигнализация, и все залило пенным раствором, и бригада строителей затянула ремонт так, чтобы мы могли визуально контролировать его общение с семьей и слышать каждое слово, не оставив ни одной «слепой» зоны. В общем, нам пришлось закрыть дело. Почти никаких пригодных данных. Это был полный провал.
Не удивлюсь, если кто-то из наших умников подкинул эту идею с пожаром вашей группе, откликнулся я. И даже выбрал объект для поджога. В принципе нам даже не нужно фильтрующее оборудование, которое круглосуточно выдает в открытый доступ нейтральный текст. Приятно удивлен, что вы прибегли к персональному круглосуточному видеонаблюдению. Это тоже по большей части бесполезно. Но мне интересно: как вы только додумались шпионить в действующей лаборатории ситуативных исследований да еще с расчетом хоть на какой-то успех?
В этом недостаток стандартной процедуры наблюдения, вздохнул Сиднев. Не отрабатывается возможность глубокой конспирации.
Нет и не было никакой конспирации, перебил я его.
Но вы ведь должны хотя бы отчасти поддерживать свой привычный образ жизни, пользоваться анонимными средствами связи. Было ясно, что вам все это время удается скрывать то, что по-настоящему происходит.
У вас богатый опыт. Однажды вы догадаетесь, усмехнулся я.
Все эти медитации и беготня по коридорам всегда были у нас под контролем. И все эти конференции словно не слыша, продолжал Сиднев. Вы ведь не настолько изворотливые, чтобы производить фальшивую текучку в таких объемах. Просто замена некоторых слов, изменение смыслов. Я пытался оттолкнуться от самых простых ситуаций и смоделировать хотя бы один рабочий протокол. Сплошная пустая болтовня.
Нет и не было никакой имитации. В лаборатории действительно без конца болтают ни о чем. В этом все дело, заключил я.
Но вы угадали связь есть, покорно произнес он. Я иду уже второй год по следам Мухина, только потому, что когда-то его знал. Меня нанимает то одна лаборатория, то другая, чтобы понять, что он натворил, но впервые им кто-то интересуется лично.
Лично мне он неинтересен, я вынужден его искать, чтобы выполнить свои прощальные обязательства и чтобы от меня отстали, объяснил я.
Когда Коля сказал, что приведет вас ко мне, я, признаюсь, потерял покой. Очень надеялся, что у меня появятся какие-то ответы. Но теперь вижу, что ничего интересного от вас не узнаю.
Да и я уже запутался. Я думал, это вы мне что-то о нем расскажете. Мне казалось, наше с вами дело будет попроще, посетовал я.
Нет, все еще сильнее запутывается, пожал плечами профессор. Голова у Филиппа всегда была полна изумительных идей, от которых люди обычно были в полной растерянности. Он внедрил методику, позволяющую увязывать физические исследования с историями конкретных людей. Насколько я знаю, после этого у него прекратились проблемы с финансированием. Сразу несколько исследовательских учреждений заинтересовались его работами. А он в какой-то момент взял и полностью переключился на изучение того, чем занимался ваш отец и всей его жизни. Вот откуда мы все знаем вас заочно.
И при чем же тут мой отец?
Не имею ни малейшего понятия. Мухин никак это не обосновал. Вижу, что вы не в курсе. Может, вы знаете, о каких-то исследованиях отца, которые могли вызвать его интерес? Мне показалось, что это личное и связано с какой-то трагической историей.
Он был зоологом, практически никому не известным, тихо сказал я. Он сильно переживал из-за этого. Даже те, с кем он учился где-то в провинции, чего-то добились, а он нет. Филиппу пришлось бы провести глубокие изыскания о моей семье, эту информацию нелегко найти даже в специальных архивах. Речь ведь идет о сугубо частной истории.
Это странно. А чем конкретно занимался ваш отец?
Он изучал медведей.