Девица, конечно, трижды дура, но зато какая свобода существования! мечтательно заметила Даша.
Не путай свободу с сермяжным хамством! вызверилась Елена.
Но Даша пропустила сентенцию мимо ушей и скачала из Интернета уйму образцов дамского творчества от романтических до фантастических. Внимательно изучила, а после, в короткие моменты досуга настрочила «Алису против вампиров», поражаясь собственной фантазии.
И отправила в новое, маленькое, очень активное издательство с непривычным названием «Bourdon», которому нужны были авторы.
Спустя три недели пришел благосклонный ответ: дескать, произведение нас заинтересовало, мы не прочь его напечатать, но хотелось бы встретиться и все толком обговорить.
Даша снова нырнула в Интернет, дабы собрать побольше сведений об издательстве и его начальстве, с которым предстояло общаться. В соцсетях узнала, что руководит структурой Матильда Генриховна Колбасюк, дама серьезная, светская, не лишенная определенных причуд. Одна из них состояла в том, что на «обговаривание» условий сотрудничества желательно было явиться с бумажным вариантом текста. Именно бумажное слово Матильда Генриховна могла прочувствовать, осязать, обонять и считала по-настоящему весомым.
Даша решила не пренебрегать полученной информацией и в назначенный день и час заявилась к мадам Колбасюк со своим шедевром, аккуратно сложенным в синюю папочку.
Кабинет Матильды Генриховны являл собой фантастическую смесь деревянных шкафов и псевдокожаных кресел, сработанных под антиквариат, а также стеллажей в стиле Hi-Tech. Стены украшали списанные школьные портреты литературных классиков. Огромный деревянный стол служил пристанищем для кактуса, ноутбука, древней пишущей машинки, сувенирной ручки в виде гусиного пера, каких-то семейных фотографий и кипы растрепанных папок, где хранились чьи-то нетленные творения. А прямо над ним легкомысленно улыбался Федор Михайлович Достоевский, и Даша решила, что это любимый классик мадам Колбасюк.
Сама Матильда Генриховна оказалась крашеной округлой брюнеткой забальзаковского возраста, не лишенной приятности и обожающей яркую помаду. Взгляд у нее был томный, голос с хрипотцой, а в руках она держала длинный мундштук с дымящейся коричневой сигаретой.
Ну-с, что тут у нас? с величавой усталостью выдохнула мадам Колбасюк и протянула руку к синенькой папке.
Вид у Матильды Генриховны был такой, словно она распростерла незримые крылья над толпой авторов, укрывая их от страшного внешнего мира, и готова была предоставить уютное местечко там и Даше.
«Косит под Гертруду Стайн», решила та.
Мадам Колбасюк раскрыла папочку, благосклонно пробежала глазами текст на первой странице и собиралась уже приняться за вторую, но вскрикнула, побледнела, и лицо ее стало покрываться красными пятнами. Застывший взгляд уперся в одну точку.
«Припадочная, перепугалась Даша. И как это я не сообразила поинтересоваться ее здоровьем??»
Что это?! хрипло вопросила Матильда Генриховна, ткнув пальцем в текст. Как это редакторы пропустили?!
Где? Даша бочком приблизилась к ней.
Здесь!
Мое имя и фамилия.
Не поняла??
Даша извлекла из сумочки паспорт и протянула Матильде Генриховне. Та раскрыла и прочла вслух:
Дарья Павловна Донцова
Вскинула на Дашу растерянный взгляд:
Это как??
Даша обреченно пожала плечами: дескать, а что я могу сделать?
Но вы же понимаете: не может быть в остросюжетной литературе двух авторов под одинаковой фамилией, один из которых, к тому же, широко известен! Нужен псевдоним!
Даша подумала, скользнула взглядом по лицу Достоевского и неожиданно для себя брякнула:
Сонечка Мармеладова!
И сразу же осеклась: иначе, чем издевательством, ее выходку назвать было невозможно.
Федор Михайлович цинично ухмыльнулся.
Повисла пауза.
А что, задумчиво произнесла Матильда Генриховна, неожиданно и креативно! Только не Сонечка это же не детская литература, а, скажем, Софья или София.
«Боже, так она не читала Достоевского даже в рамках школьной программы! ужаснулась Даша. Может, и не в курсе, кто изображен на портрете у нее над столом!»
И нагло заявила:
Тогда пусть будет Соня!
В конце концов, где гарантии, что Достоевского вообще кто-нибудь из современной публики знает?
Пусть будет, согласилась Матильда Генриховна, это даже лучше, чем Софья, не так официально.