Сергей, друг ты мой, хороший, ты свой почерк вполне можешь разобрать. Но сам, своими глазами посмотри: редактор сможет прочесть то, что ты здесь написал?
Он посмотрел. И вероятно у него в этот момент «глаза ума» и раскрылись. Он полностью со мной согласился. Ведь он, когда посылал рукопись в редакцию, совершенно не думал о том, что там какой-то живой человек должен ее читать. Обошлось без ущемленного самолюбия.
Но рукописные пачки бумаг уже в прошлом. Сейчас тексты набирают на компьютере. Несколько лет назад одна женщина прислала мне текст своих раздумий «про жизнь». И попросила дать оценку.
Я прочитал работу. Понравилось. Были свежие, оригинальные, и качественно оформленные мысли. И по привычке, по ходу чтения, исправил все грамматические и смысловые ошибки. После чего отослал ей, дал работе высокую оценку, указал на все исправления, и посоветовал отослать в редакцию женского журнала.
Такой бурной ответной реакции я не ожидал! Вместо благодарности она меня попросту облила грязью, сообщив между делом: «Да мои записи все друзья читают!.. Всем нравится!.. Да ты такой-сякой!» Думаю, ей не понравилось то, что я нашел в ее тексте много ошибок. Значит, указал на ее неграмотность?
Больше к вопросам чтения ее текстов не возвращались. И нигде она не печатается.
Грамотность это не результат высшего образования, это врожденное качество, опыт, результат работы отличных школьных педагогов. Я из того поколения, у которых родители в свое время заканчивали четырехлетку или семилетку, но были интеллигентами. И старались дать более полное образование нам, детям.
Но и кичиться своей грамотностью и исключительностью непозволительно. Стопроцентно грамотным быть невозможно. Поэтому не стоит огрызаться неприличными словами на отзывы о ваших произведениях, ответ всегда будет равнозначным. Тем более если оппонент безграмотен.
Мат
Грамотность и интеллигентность часто улетучиваются на скользком тротуаре! Такова действительность. Несколько мыслей о том, как в тексте произведения следует подразумевать нецензурную брань. Вообще-то я категорически против матерных выражений: я так воспитан. Ибо мат есть молитва сатане и оскорбление Богородицы. Но в прозе иному герою: положительному, отрицательному неважно, каким-то образом иногда необходимо крепко «выразиться». Кто-то сказал: «Даже если вы знаете пятнадцать иностранных языков, русский вам всё равно необходим. Мало ли: упадёте, или что-нибудь тяжёлое на ногу уроните. Или кто-нибудь вас сильно огорчит, оскорбит». Вот как это можно выразить литературно?
И в этом есть рациональное зерно: в середине 1950-х годов американским боксерам специально преподавали русский мат. Для того, чтобы на ринге они могли сбросить свое эмоциональное напряжение.
Писатель иногда желает придать эмоциональный окрас в неких описываемых им ситуациях, но все должно выглядеть литературно, чинно, и без похабщины. И при этом необходимо умудриться не задеть тонких струн души читателя, и приблизить его к реальности жизни.
Печально известная амнистия Берии 1953-го года привела к некоторым культурным изменениям. В СССР столкнулись два мира образцовые строители социализма и их противники, бывшие уголовники, «блатные». Изменилась мода, привычки. В лагерях ГУЛАГа текла своя жизнь: там были специфический язык, фольклор, законы, мораль, все это перетекло в общество.
В Литве, в учебном полку младших командиров связи командир моего отделения, по всей вероятности выведенный по спецзаказу в инкубаторе политбюро СССР, на строевой подготовке выражался так: «Итить твою мать, Ефремов! Ножку выше»! Это слово «итить» мелькает в одной моей повести довольно часто. Нецензурного выражения, как такового нет, но оно подразумевается. Читатель не смутится: тут же мысленно сделает перевод. Но у этого моего любимого сержанта выражение «итить твою» можно сказать самое ласковое. Матом в армии кроют поголовно все как дышат.
Писатели же маскируют сквернословие под вполне нематерные выражения, но, при прочтении, создается впечатление, что это именно мат тоже своеобразное мастерство. В одном моем рассказе председатель колхоза выражался чуть ли не латынью «трихомоноз итить»!
Учительница русского языка, когда в первый раз прыгала с парашютом, была крайне удивлена, обескуражена, потрясена. Но вслух выражалась по другому!