Когда мы с Эриком слышим из динамика маминого телефона знакомую грузинскую речь, очерченную придыханием, сразу бросаем все занятия и с воплями радости бежим вниз это звонит бабушка Тина.
Тина всегда сокрушается, что мы мало общаемся лично и редко приезжаем на лето. Она может бесконечно расспрашивать маму о нас и о самых обычных вещах: что мы едим, хорошо ли спим, какие фильмы любим, какая погода в Дапарули и о прочих мелочах. Бабушка даже через расстояние готова бессчетное количество минут окутывать нас теплом простой заботы. Дедушка Серго умер несколько лет назад, с тех пор жизнь бабушки изменилась, но она мужественно выдержала нападки одиночества и печали, сохранила доброту сердца и веселый нрав.
Иногда видеобеседы украшают и другие мамины родственники: дядя Тимур и тетя Лейла живут в Грузии, но часто путешествуют и бывают в столице; крестные Сосо и Софико недавно переехали теперь обитают недалеко от бабушки и часто заходят к ней в гости. Мамины двоюродные сестры Диана и Тамина с мужьями и детьми, их племянники с родителями, троюродные дяди и сводные тети все любят Тину, все тянутся к ней, как к теплому огоньку для ума и сердца. Иногда мне кажется, что мы встречаемся с бабушкой реже, чем со всей остальной родней, не знаю, достоверны ли мои ощущения, но если это так, то причина тому однозначно в отце, который никогда не ладил с маминой семьей.
Сиюн разводит руками. Этот жест посильная поддержка, понимание моей безрадостной реакции на приезд Нино и Заза.
Да уж, вздыхаю я.
Садовник пожимает плечами. Он прекрасно знает обо всем, что происходит в доме. Поэтому я так безошибочно считываю сочувствие на его лице. И поэтому он говорит шепотом, чтобы не выдать мой ранний приход из школы.
А что с цветком? спрашиваю, наблюдая, как ловкие пальцы прикладывают к ветке деревянную палочку, бережно закрепляют ее бечевкой сначала у основания бутона, а затем у основания ветки.
Грустит, говорит Сиюн. Верхние ветки так разрослись, что не дают солнца и свободы малышу. Но ничего, я ему помогу, главное вовремя заметить неладное.
Отец ругает меня за общение с садовником, так что я почти ничего не знаю о Сиюне. Но, несмотря на это, у нас сложились теплые отношения и даже какое-то неуловимое взаимопонимание.
Например, подстригая газон, Сиюн всегда начинает с участка у меня под окнами и вырисовывает газонокосилкой улыбающееся лицо или солнышко.
Когда я замечаю такие проделки, всегда смеюсь и машу ему рукой, а он быстро, пока никто не заметил, сравнивает длину травы и как ни в чем не бывало переходит к следующему газону. Еще он часто приносит нам с братом спелые яблоки с самого дальнего дерева, где они слаще остальных. А, когда у меня плохое настроение после ссор с отцом, может поставить в вазу на веранде не лилии, хризантемы или ирисы, а кустовые розовые розы мои любимые.
Давно Нино с Заза приехали? задаю я вопрос, наблюдая за движениями длинных пальцев.
Как только ты в школу ушла, отвечает Сиюн, чуть замешкавшись.
Так давно? Ты уверен? А о чем они говорят, не слышал?
Как странно. Мои бабушка с дедом предпочитают наведываться, когда я дома, они любят хвалить мои длинные темные волосы и строить невообразимые планы на десятки лет вперед.
Слышал несколько фраз. Серьезно глянув на меня, Сиюн словно решает, стоит ли отвечать и как это лучше сделать.
Ну и что же, что? Зачем они нагрянули? мне не терпится узнать, в чем же дело, но приходится вытаскивать все клещами.
Я слышал Сиюн бросает взгляд за мою спину, проверяя, не вышел ли кто-то на крыльцо, затем оглядывается убедиться, закрыта ли калитка, и только потом, раздвинув руками колючие кусты, наклоняется ближе ко мне. Они говорили что-то про приданое и патардзали, он произносит это, не издавая звуков, одними губами, но я безошибочно понимаю каждое слово.
Приданое, патардзали повторяю, ежась от холода, который ползет по спине и захватывает мысли. Сиюн поднимает на меня грустный, почти обреченный взгляд.
Да, Лунаи, они говорили о тебе.
Глава 11. Вечерний улов
Темнота.
Давящая и тугая, запутывающая меня в своей бесконечности.
Я лежу, накрытая темнотой, и не понимаю, жива я или нет.
Темнота черная дыра, которая засасывает меня все глубже в свое брюхо. Но чем дальше я проваливаюсь в ее нутро, тем сильнее начинаю чувствовать себя. Себя настоящую.