Аэль вновь оперлась на две руки. Первый раз. Такое бы еще упомнить, а понять, что ощущала и что тревожило в тот момент было едва ли возможно. Стоило хоть с кем-то из молодых поговорить, но язык не повернулся вдове то с такими странностями новых тревожить. К тому же крылатые, что теперь сопровождали на каждом шагу, по-своему присматривались к своей будущей царице и не хотелось бы допустить странных слухов. Теперь народы становились еще теснее.
Твердым и напряженным оказалось первое ощущение сближения, прежде чем бархат нежной кожи накрыл также грудь дурфы вслед за напряженными сосками. Еще не растерявшая молока грудь пухло и тяжело упиралась. Похоже, Аэль в достаточной мере следила за тем, чтобы смогла кормить дочь, помимо того, что по возможностям с гонцами передавала не только вести, но и питание от хал своему гуту. И это было действительно верным решением, учитывая то, какой крепенькой становилась девочка, в первую неделю даже начавшая отказываться от молока, морща носик и отворачиваясь.
Теперь же оправившееся полностью тело осторожно заявляло о себе теплом и тяжестью, колени поменяли свое положение оказавшись между коленок Дорэль и можно было только подозревать зачем такое не удобное положение понадобилось баргустке. Но вместо напора все же осталась эта терпеливая тактика. Аэль учила целоваться, по-разному сплетая язычки, то вокруг, то поглаживая по всей длине, то ныряя под него и зацепляя на время, собирая с него всю влагу, будто этого контакта было мало. И перед новым поцелуем пока идет отделение, кончик на прощание задевал десны или внутреннюю сторону губ, как обещание скорой встречи.
И вот вернулось снова ощущение легкого танца касаний, более игривые с скользнувшими подушечками пальцев от низа живота по талии наверх, к груди, пересчитывая тощие ребрышки, нырнули к подмышке, мягко проявив силу, подняли пальцы руку вверх, по ней до ладони, которую огладив, расслабляюще коснулись каждого пальца и обратно.
Дорэль тихо выдохнула оставшийся в легких воздух в перерыве между поцелуями. Такими странными и новыми для дурфы, которая знала лишь нежные касания к устам любимой. Шаг за шагом она следовала за движениями баргустки, сплетаясь с ней язычками, касаясь иногда нёба, зубок, или внутренней сторону губ. Легкие приятно ныли от таких долгих и томительных игр, которые пленили губы и язычок. Глазки, что напоминали не больше, не меньше, а саму луну, прекрасную во всей ее красе, скрылись за веками и пушистыми ресничками, которые мягкостью и густотой своей напоминали мех белочки.
Тело испытывало все больше нового и такое вот касание к животу, ребрам тонкий стан выгнулся, сильнее прижимаясь к молочной мягкой груди баргустки, заставляя ресницы трепетать сильнее.
Сегодня танца любви будет столько, сколько тебе захочется.
Тихо шепнула Аэль, когда поцелуй исчерпал все дыхание и звук вышел тщедушно тихим, хриплым. Легкие касания по руке скользнули в обратном направлении, а губы нашли новую цель тоненький изгиб, что среагировал не меньше изгиба талии. От впадинки за ушком бархатной щекоткой губы поползли вниз. Тыльная сторона ладони вновь пошла от плеча ниже в подмышку, бок груди, едва задевая округлость. Скользили ноготки и кожистые морщинки пальцев по ребрам, чуть подскакивая, как телега по кочкам шероховатой дороги, а затем соскользнули на точеную талию.
Отощала, что видела прежде, чувствовала, пока несла на руках и теперь ощущала под собственным естеством. Еще не учащенное, но сбитое дыхание, что обещает ускориться. Неловкое азартное трепетание перед новыми ощущениями. Все правильно.
Взгляд голубых глаз мазнул наверх к прикрытый глазам. Все правильно. Лучше так, внимая этим ощущениям. Так будет легче научить, быстрее понять обеим, что приятно, а что нет. Так лучше пройдет эта ночь. Почему-то Аэль уже не сомневалась, что дело дотянется до ночи. Не то, чтобы чувственность тела докучала, но она потихоньку начинала пробуждаться, будто природа после тяжелых белых снегов и стужи. А эта девушка еще не внимала зову Страстной, не приносила ей такую дань и, наверняка, раскроется, как бутон, что слишком долго думал расцветать или нет.
Только мысль за мыслью и рука уже остановилась в районе пупка, оглаживая приятно дрожащий под рукой рельеф мышц. Только у одной женщины Аэль так не дрожали мышцы под рукой и то, первой. Она была еще слишком юна и хрупка. И приятная дрожь невольно всполошила волосы на загривке.