Если будет не приятно, скажи. В любой момент времени.
Шепнула баргустка, прильнув не долго к ушку, а там и кончиком язычка провела и пошла невесомыми касаниями наверх от виска к лбу. Пальцы ослабили хватку на кистях.
Помоги мне с одеждой.
Шепнула вновь царица, губами остановившись у самого роста волос. Сердце стучало беспокойно. Даже если это требовалось, но, невольно, незримо, напряжение Дорэль сказывалось, будто под кожу ток вгоняли и это было не привычно, дискомфортно, напрягающе.
У дурфы брови на лоб поползли от такого напора. Но Аэль ведь сказала, что у нее свои правила и в этот раз Дорэль не сделает ничего. Потому что этот раз будет первым и последним для них. Только на поцелуй ответила. Более или менее. Может и скажет, что бревном лежала, но сама ведь сказала не касаться лишний раз.
Хорошо
Одними лишь губами шепнула царица, чувствуя, как те пульсируют от ласк им перепавших недавно. Поцелуй пылкий сменился более легкими касаниями, которые мурашки на коже вызывали, и просьба Руки от плена освобожденные к одежде скользнули, пуговки, завязки, кнопочки все это очень скоро оказывалось бесполезным, и одежда летела в сторону.
Но глаза к голубым небесам поднять не могла Дорэль. Просто не могла потому, что не видела такой необходимости. Мучить себя еще сильнее она ведь знала, чувствовала, понимала, что не желает этого Аэль. Всем сердцем и душой, и даже тело наверняка не желает. Но она должна, и кто же из вас двоих страдает больше, Дорэль? Подначивало сознание, нагоняя только большие тучи на небо и без того затянутое.
Аэль слабо улыбнулась, ощутив прикосновения руки. Хорошо, может это немного расслабит девушку, но по крайней мере займет. Это всего лишь связь, одна из многих, которые бывают у воинов, только это с собственной женщиной, той, которая любит. Нашептывала себе Аэль в глубине понимая, что это так, но там, где трещал разлом была пустота, промерзшая, мертвая. Она не могла дать жизнь, не могла воспламениться, не могла желать. Такого была мнения Аэль.
Губы нежно скользнули вновь от лба к переносице по носику к устам, которых вновь коснулись, но нежнее, шаг за шагом, поцелуй за поцелуем приминая их сильнее и только за уверенностью, что губы дурфы не напряжены последовал горячий влажный язык.
Опора сместилась на одну руку, а вторая справлялась с одеждой крылатой. Легкие, специальные для чистой нетронутой девы, что согласилась скрасить жизнь вдовы, очистив ее от прежних изъянов в глазах богинь. Такую снять было в два счета. Лишь на миг, выдергивая ручки из рукавов, а также снимая через голову Аэль прервалась, но отбросив тонкую ткань в сторону, склонилась над девушкой, соединив уста в круговороте прямолинейных движений.
Дурфу настигало весьма необычное для нее состояние, которое цепкой рукой своей хватало за горло, сжимая его своей сильной рукой, а после разжимало пальцы и давало вдохнуть воздух, снова приступая к своему прежнему делу. Губы, что так нежно касались. Аэль, ты волнуешься за меня? Прозвучал вопрос в голове крылатой, который там и останется, не покинет ее.
Надо было расслабиться и Дорэль это прекрасно понимала, пытаясь вернуть себе полный контроль над телом и наконец согнать это странное напряжение. Это сделать удалось, только из всех частей тела тягучей нитью собираться стало это ужасное давление внизу живота, доставляя уже при первых признаках тяжести определенный дискомфорт.
Еще один поцелуй. Более глубокий. Язычки сплелись в танце медленном, словно привыкая к друг другу, а последние атрибуты одежды уже отправились к тем, что сняты были ранее. Пышная грудь, тонкая талия и чуть сильнее с постом обозначившиеся ребра, а при напряжении живота и мышцы пресса. Ножки, также немного потерявшие в объеме, но от того не ставшие совсем костлявыми и некрасивыми. Нежная кожа, которая отзывалась бурной волной мурашек на каждое прикосновение к ней.
Аэль вновь оперлась на две руки. Первый раз. Такое бы еще упомнить, а понять, что ощущала и что тревожило в тот момент было едва ли возможно. Стоило хоть с кем-то из молодых поговорить, но язык не повернулся вдове то с такими странностями новых тревожить. К тому же крылатые, что теперь сопровождали на каждом шагу, по-своему присматривались к своей будущей царице и не хотелось бы допустить странных слухов. Теперь народы становились еще теснее.