Хулиганка, хал своей спать не давала, да? Но с добрым утром. Не против, если мы с тобой пока не будем будить никого?
Тихо царица разговаривала с малышкой, в ответ агуканья получая.
Глава 15
Месяц спустя. Дорэль в это утро была как никогда ранее бодра, хотя месяц поста все же хорошенько истощил дурфу, которая решила, что раз пост, то пост и за все это время сделала всего три глоточка воды, по одному разу на каждые десять дней.
Молитвы сменялись делами, а дела молитвами, а после всего этого она, словно все более, чем прекрасно возвращалась в дом и умудрялась еще с малышкой беседовать и играть, только на руки не брала. Первые дни еще ладно, а вот после пятого решила не рисковать поднимать Закию на руки. Имя ведь все же придумала крылатая. Смекалистая и невинная была эта девочка. Так пусть же сохранит она это.
Но теперь она в очередной раз уединилась, только в этот раз встретятся они после обряда.
Молитвы. Самый тяжелый последний день, который проводился в общении и вознесении молитв Великим, что помогают и судят дочерей своих. Так и крылатая встала на колени, нет, скорее рухнула на них. Сейчас можно. Богини итак знали о слабости, что в теле дурфы была. Теперь она могла себе позволить быть слабой. Пред ликом Великих.
До самого заката простояла так царица крылатых. Тело ломило. Ужасно. Как ужасно себя чувствовала дурфа. Сможет ли встать? Сможет ли еще поиграть сегодня с заметно подросшим за этот месяц ребенком? Аэль обнять бы ее сейчас. Увидеть бы ее глаза светлые, небесно-голубые глаза любимой. Такие нежные и любимые. Не сойти бы с ума в этом одиночестве.
Внутри все словно оборвалось и появилось снова. Любовь, боль, радость и грусть. Все это вихрем носилось, словно разорвать собиралось изнутри. Но скоро скоро ведь это все закончится
Ведь так и случилось. Пришла ведьма, которая повела на обряд. Окончание поста. Ноги совсем не слушались и, если бы не то огромное желание увидеть своих любимых если бы не оно, то дурфа уже давно пластом лежала на земле. Но она нашла в себе те песчинки сил и дошла до места, назначенного и пред ведьмами предстала дыша тяжело. Коленки подрагивали, а перед глазами на мгновения появлялся мрак полный, пошатыванием сопровождаемый Дорэль в это утро была как никогда ранее бодра, хотя месяц поста все же хорошенько истощил дурфу, которая решила, что раз пост, то пост и за все это время сделала всего три глоточка воды, по одному разу на каждые десять дней.
Целый месяц. Это время успело многим показаться вечностью. Тяжелое бремя непрерывных кровопролитных боев посреди становищ, среди лесов и лугов, верхом и пешим, легло на плечи всех от стара до млада. И только глоточек мирного неба оставался этим воительницам, ведьмам и милосердным, что шли бок о бок с Великой войны к Черной. Так легло клеймо наступления демонов на территории баргустов.
В этом пути была и царица, с многими, кто овдовел, с теми, кто осиротел, но не потерял пламени. С каждым боем раскрывая алое знамя царицы огня крылья цветущего пламенного цветка, Аэль была в небе одна и на передовой в самой гуще противника. В крови своей и врагов возвращалась с поля боя, ведомая вперед призраком прошлого сияющей фигурой, сотканной из глубинного света и пламени, танцующей, как сама богиня, не знающей ни страха, ни усталости.
Фаврир. Как бы не бил обряд, а бремя утраты не отступало. Разлом внутри бороздами дробил естество, щемил в груди, рассекал болью до низа живота, не унимаясь ни на минуту. И хоть пыл страсти, пыл восхищения гас, а прошлое блекло подсвечивало в аду, Аэль все еще четко помнила супругу. Эти пламенные глаза, нежные бархатные губы, что запретный плод сладкий и теплое нутро, что сжигало все на своем пути, как и фигурку неловко извивающейся под крепкими сильными руками. И хоть молчало сердце, а тоску будто выжгло пламя, оставалась она прекрасная сильная путеводная звезда, что каждой встречей сжигала прядь за прядью, оставляя ее на этом жертвенном пути бесцветно седой. И Аэль ждала этих редких встреч, но сегодня ее ожидала совсем другая.
С самого утра подняв одну из дев, царица хмуро плелась под узором перехода. С просевшими под глазами тенями и бледной кожей, окрепшая с сухими мышцами, царица возвращалась домой к своей малышке и новой супруге.