Снова удар в почку. Болезненный. Я морщусь от боли, а возможно от мысли о том, что будет завтра.
На следующий день идём на обед.
В очереди к раздаче первыми обычно стоят «восточные», затем чёрные вперемешку со старшим призывом и в конце уже-мы.
К тому времени, когда мы доходим до раздачи, все вышеперечисленные уже доедают и торопят нас быстрее есть.
Место, где наша рота трапезничает, представляет собой несколько столиков на четверых человек каждый и ряд больших столов, заправленных скамейками, рассчитанных на восемь человек. Узкоглазые, чёрные, старший призыв, садятся за столики на четверых, оставляя на каждом по одному месту для нас.
А всё для того, чтобы было у кого отобрать еду, нагрузить лишней работой после приема пищи и чтобы было кого запрячь выносить грязную посуду по стола.
Мы стараемся не садиться за «четвёрки», надеясь попасть на «восьмиместки», где хотя бы сидишь среди своих товарищей по несчастью, но если заметят, что ты нарочно не сел за их стол, а сразу пошёл на «восьмиместку», то это будет считаться косяком, что грозит тебе проблемами на неделю вперед
Иду с подносом в руках, не веря тому, что на нем вижу.
Высматриваю свободный край на «восьмиместке», хочу приземлиться туда.
N-ов, Семёнов! орёт со стороны столиков Фахылов.-Вы чё, ахринели? Заполняйте наши столы!!!
Семёнов, понурив голову, идёт к ним.
Я, немного помаявшись, сажусь всё равно на «восьмиместку».
-Ты чё, N-ов, попутал? Верха поймал? Пизда тебе! слышу крик.
Похуй уже, мне и так здесь пизда.
-Ребят, это что? я показываю на поднос.
-Это спасибо вчерашней проверке. подсказывает Тимоха, сидящий напротив. -Начмед два дня кормит от души нас, дабы проверка в отчетах написала, что в нашей части заебись питание.
-Так вот как части становятся образцовыми.-улыбаюсь я, глядя на густой суп, где плавает мясо.
Кроме него, на второй тарелке расположились макароны с гуляшом, небольшая миска салата: сморщенная помидорка с луком в масле. Вдобавок: три куска хлеба с маслом на каждом и полная кружка кофе.
-Ага. А завтра опять дадут бульон с почерневшей мягкой картошкой. рядом возмущается Чепчик.
Тимоха, берёт кружку, делает маленький глоток кофе, продолжает рубать макароны.
Ем. Вкусно или нет, трудно сказать.
Голод лучшая приправа к блюду, как сказал какой-то мудрец, потому, даже «салат» мне кажется великолепным.
-Пир во время чумы. чавкает рядом Чепчик. -Наша последняя нормальная жрачка перед смертью, парни.
-Почему? я скрепляю два куска хлеба маслом, мысленно называю это «сэндвич по-армейски».
-Они водки накупили. Чепчик кивает назад, где за «четверками» сидят узкоглазые, чёрные и старший призыв.
Много водки. На сегодня и завтра. Больше, чем под Новый год.
На секунду мне кажется, что у Чепчика повлажнело в глазах.
-Перед Новым Годом они ещё не были уверены, что им дадут так бухать. Теперь знают и ничего их не тормозит. Тимоха жуёт хлеб с маслом и делает снова очень маленький глоток.
-Пизда будет, просто что-то невообразимое Чепчик словно забыл о еде.
-Хватит ныть. встревает Фил, сидящий рядом с Тимохой. -Кому-то сейчас хуже, чем нам. Я слышал, что в РМО вообще узкоглазые током ебашили ребят.
-Как это?
-К переговорному аппарату подключали и крутили рычаг. У одного там приступ эпилепсии случился в момент удара. Они так разозлились, что во время припадка начали его пинать. Думали, что он симулирует. Затем вообще обоссали его и под шконку забили.
-Ебать! Спасибо Филат, мне стало легче! Чепчик возмущенно смотрит на него. -Когда у тебя будет жена и начнет рожать, ты ей эту ахуительную историю расскажи, роды легко пройдут.
-Какая жена? с соседнего стола встревает Сеня. Вы посмотрите на эту жирную свинью, от него только его мама и решится родить!
-Сеня, пошел на хуй. огрызается Фил.
-Ну в натуре жирный и уродливый. поддерживает Сеню Титов.-Видел себя в зеркале? Глаза выпученные, зубы кривые, голос, как у пьяной бабульки, живот, как у свиньи!
-Ты просто ребёнок ещё, раз так говоришь. Филатов с деланным равнодушием вгрызается в помидорку.
-Я хотя бы девочкам нравлюсь. гордо выдает Титов, выпучив своё лицо с правильными чертами и ровными зубами.