Почему «Пэ», а не «Тэ» или, скажем, «Лэ»?! допытывался Артем с занудством и упёртостью пьяного человека.
Заколебал! Потому что его любимая «Тэ» написала красками на двери «Пэ»! Вот такая загадка на века! Замолкни, прошу тебя по-хорошему. За-мол-кни. Дай осознать кончину друга.
Точилин потерял терпение, но вместо того, чтобы врезать Артуру по уху, как сильно этого хотелось, опрокинул в себя жгучую водку.
Артур тоже выпил. Точилин вновь огляделся по сторонам, после выпитого согрелся. Глаза полностью привыкли к темноте. Он, наконец, разглядел «великую и угнетающую пустоту». Вечно заваленная самым невероятным хламом: тряпьем, подрамниками, холстами и, разумеется, пьяными телами, мастерская Тимофея нынче напоминала мрачное складское помещение, со стеллажей которого сняли и увезли весь товар, а потом ещё и начисто вымели пол.
Нормально. Он собирался переезжать? спросил Точилин.
Переезжать? Не знаю, промычал Артур. Наверно. Я один тут, с ним, он кивнул в сторону Лемкова, со вчерашнего дня. Нет, с позавчерашнего С третьего.
Как с третьего?! Сегодня пятое. Вернее, уже шестое. Почти четыре часа ночи.
О как! искренне удивился Артур. Выходит, трое суток тут валяюсь в окурках.
В окурках каких-то Двое, если на то пошло.
Что пошло?
Двое с половиной суток, говорю, если с третьего, уточнил Точилин, хотя с арифметикой и у него было в эту ночь плохо.
Повтори, не понял Артур.
Никто больше не приходил?! проворчал Точилин. Только ты? И всё?!
Не приходил.
Во, дела! И даже его бывшая и дочь?
И даже бывшая дочь, отозвался из полумрака Артур. Его лица не было видно. Бликовали от огоньков свечей белки его глаз. Маячил длинноволосый мальчишеский силуэт головы. Чё им здесь делать? Всё повыносили, андеграунды.
Во, дела, прошептал Точилин, залпом махнул ещё полстакана налитой водки. Обожгло горло. Томительно разлилось в груди блаженное тепло двойной дозы. Теперь можно было снова стать добрым, сдержанным, благоразумным. Опьянел Точилин мгновенно. Давно не выпивал. Не с кем было. Без закуски, от усталости, переживаний и недосыпа, опьянеешь, поди. Занюхал выпитое маринованной чесночиной. Полегчало на душе и в желудке. Вот ведь так и получается в жизни, что самые добрые и самые жестокие люди пьяницы! Да-да. Горькие пьяницы.
Повторили, предложил Артур, вновь набулькал водки в стаканчик.
Был человек и нет, с неподдельной горечью в голосе прошептал Точилин. Беда!
Был художник и нет, вяло передразнил Артур. Только не надо!.. Не надо пустого ля-ля и детских соплей.
Кто вывез-то всё? вместо возобновления ссоры спросил Точилин. У него не осталось сил дольше злиться и ругаться, хотелось примирения, успокоения и сна, хотя бы пару часов. Беготня в командировке, короткие пересыпы в убогих гостиничках, где договаривались о дальнейшей художнической халтуре по областным и районным ДК, вымотали его окончательно.
Кто ж его знает? Может все, понемногу.
Странно! Казалось, у Тимофея множество друзей. Как не придёшь, целая толпа гужует, пасётся, пьянствует, валяется по лавкам и стеллажам.
Какие друзья?! Прохожане. Придут с выпивкой. Хозяину нальют стаканчик. Съедят свою же жратву. Выгребут всё из холодильника. Выпьют свою же водку, портвейн, вино. Побазарят обо всём и ни о чём, что-нибудь своруют и разойдутся. Могут, конечно, морды друг другу побить. Могут и не побить. Сам так делал не единожды. Нет, настоящих друзей у Лемкова нет. И никогда не было.
Есть, уверенно возразил Точилин. И было.
Нет, упёрся Артур, у художника не может быть друзей. Коллеги. Собутыльники. Приживалки. Товарищи. Но друзей нет.
Откуда тебе знать о мужской дружбе, отщепенец,?! отмахнулся Точилин. Был у него друг и остался я! Только вот баба нас развела.
Во-о-от! протянул Артур. Тост. Выпьем, чтоб им пусто было!
Кому?!
Алабабам!
Выпьем, согласился Точилин.
Кто ищет истину, держись
У парадокса на краю;
вот женщины: дают нам жизнь,
а после жить нам не дают, продекламировал Артур.
Хватит! потребовал Точилин. Или помолчи, Бальзакер, или говори от себя. Губермана интересней читать, а не слушать в твоём скрипучем исполнении. Своё пора сочинять.
Сочиняю, обиделся Артур и замолк ненадолго.