Наслаждайся последними деньками свободы и кроткого девичества, душа моя. Ты не успеешь оглянуться, как станешь молодой княгиней Вяземской, влиятельной знатной особой в шёлке и бархате, а для меня ещё и очаровательной мадонной со здоровым и крепким младенцем на руках. Год. Нет, даже меньше. Уже следующим летом у нас будет сын.
Пророчество Нестора впечатлило меня. Яркая картина нашего счастливого будущего, обрисованная им, и упоминание о ребёнке наполнили мою душу тёплым благоговейным трепетом и чистой искренней радостью.
Не удержавшись, мы почти одновременно засмеялись.
Что вас так развеселило, сударыня? насилу подавив смех, полюбопытствовал он.
Мы ещё даже не венчаны, а уже говорим о детях, попыталась объяснить я.
Вы не успеете оглянуться, как наступит день нашего венчания, с не совсем понятной мне беспечностью возразил Нестор.
Пророчество Нестора вырастило у меня огромные белоснежные крылья за плечами. Мы будем вместе теперь я не могла усомниться в этом.
Даст Бог, так оно всё и будет, негромко, боясь ненароком вспугнуть наше счастье, вымолвила я.
Будет, Юля. Однако для того, чтобы всё это сбылось, тебе следует поскорее развеять свои страхи. он мягко, но решительно коснулся моей щеки и, едва я успела повернуть голову, чувственно приник к моим устам, чтобы согреть их пленительным жаром долгого и плавного поцелуя.
Вновь с удовольствием покорившись его воле, я расслабила губы и доверчиво прилегла на мягкую спинку дивана.
Стихотворение, Нестор. Запиши его для меня! попросила я после, боясь, что какая-нибудь шаловливая строка сотрётся из его безупречной памяти.
С удовольствием, улыбнулся Нестор и обратился к Агриппине, которая неожиданно вошла с моей накидкой в руках. Как незаметно ты прокралась, мы и не заметили. Принеси-ка сюда альбом барышни, любезная! Я намерен замарать в нём чернилами пару страниц.
Слушаю, барин, отдав мне накидку, кивнула Груня и убежала.
Её голос показался мне грустным, но, воодушевлённая предсказаниями Нестора, я не обратила на перемену в Агриппине особого внимания.
Мы с тобою, кажется, хотели прогуляться, вспомнил Нестор.
Но как же Виссарион? Нас могут увидеть! Он или его слуги, и тогда я остановилась и, переведя дыхание, насилу совладала с нарастающим волнением.
Слуги не посмеют прикоснуться к тебе, пока я рядом, уверенно ответил Нестор и ощупал рукоять не покидавшей его шпаги. А отца мы не встретим. Нынче солнечный день, а он терпеть не может солнца и прячется в подземелье. Его тонкая кожа покрывается огромными уродливыми язвами, когда он показывается на божий свет. Но жжение в глазах и язвы на коже это ещё полбеды. Нестерпимые боли в костях и воспалённых суставах, расстройства пищеварения, болезненная агрессия и тяжёлые психозы отравляют его жизнь. Облегчить состояние такого больного в нашем веке может только свежая кровь. Порфирия. Редкая и страшная болезнь, превращающая человека в кровожадного зверя. Было время, когда и я страдал ею, однако, благодарю своему особенному происхождению, смог исцелиться.
И Слава Богу, вздохнула с облегчением я.
Подай сюда, любезная, обратился Нестор к Груне, которая возвратилась с письменными принадлежностями и красивым альбомом, цветочные узоры на обложке которого показались мне знакомыми. Да что случилось, дитя? Отчего так невесело глядишь?
На Груне не было лица. Она стояла печальная и бледная как полотно. Её голубые глаза неотрывно смотрели на Нестора и были полны застывших слёз.
Не беспокойтесь, барин, ничего-с, с трудом унимая в голосе дрожь, покачала головой Груня.
Ей оставалось пройти всего несколько шагов, однако она вдруг споткнулась и упала, и всё, что было у неё в руках, полетело на пол. Половину кофейного столика залили чернила. Они тонкими струями стекали на пол, туда, где валялись перья, опорожнённая чернильница и ещё стопка забрызганной чернилами бумаги. Мы вскочили с дивана, но Груня встала сама, отделавшись лёгким ушибом.
Умоляю, простите, дрожащей рукой поднимая с пола испорченный чернилами альбом, взмолилась Груня и облизнула с прикушенной губы капельку крови. Зазевалась, дура, не велите наказать!
Ничего страшного, впредь внимательнее будь. Да ты плачешь никак? Из-за перьев да бумаги?! Чушь какая! махнул рукой Нестор и приблизился к ней.
И стыдно перед вами, и сарафана жаль. Бабушкин подарок был, не отмою ведь. Да и не об этом плачу, барин! содрогаясь от рыданий, вдруг призналась чем-то очень огорчённая Агриппина.