Пока свет фонарика следует за руками Халиля, мне удается разглядеть его номер сто пятнадцать. Белый, лет за тридцать, может, даже за сорок, шатен, стрижка под ежик и тонкий шрам над верхней губой.
Халиль передает полицейскому бумаги и права.
Сто-пятнадцать их осматривает.
Откуда едете?
Не ваше дело, говорит Халиль. За что вы меня остановили?
Габаритный разбит.
Так что, может, выпишете мне штраф? спрашивает Халиль.
Знаешь что, умник? Выходи из машины.
Да блин, просто выпишите штраф
Выходи из машины! И подними руки вверх, так чтобы я их видел!
Халиль выходит с поднятыми руками. Сто-пятнадцать хватает его за локоть и с глухим ударом прижимает к задней двери.
Я с трудом выжимаю из себя:
Он не хотел
Руки на щиток! рявкает на меня полицейский. Не двигаться!
Я делаю то, что мне сказали, но замереть не получается слишком уж дрожат руки.
Коп обыскивает Халиля.
Ну что, умник, посмотрим, что мы у тебя найдем.
Ничего ты не найдешь, язвит Халиль.
Сто-пятнадцать обыскивает его трижды, но ничего не находит.
Стой здесь, приказывает он Халилю. А ты, говорит он, глядя на меня в окно, не двигайся.
Я даже кивнуть не могу.
Полицейский идет обратно к патрульной машине.
Родители не хотели внушать мне страх перед полицией, но воспитали меня так, чтобы рядом с копами я не вела себя глупо. Они говорили: «Не двигайся, если коп повернулся к тебе спиной».
Однако Халиль нарушает правило. Он подходит к передней двери.
«Не делай резких движений».
Халиль нарушает правило. Он открывает дверь.
Старр, ты в поряд
Бах!
Раз. Его тело дергается. Из спины брызгает кровь. Он хватается за дверь, чтобы не упасть.
Бах!
Два. Халиль ловит ртом воздух.
Бах!
Три. Халиль ошеломленно смотрит мне в глаза.
И падает.
Мне снова десять. Я вижу, как падает Наташа.
Из моей груди вырывается оглушительный крик: он рвет мне глотку так, что меня трясет, ведь, если я хочу быть услышанной, кричать должно все тело.
Инстинкт приказывает мне замереть, а все остальное броситься к Халилю. Я выпрыгиваю из «импалы» и оббегаю машину. Халиль смотрит в небо, словно надеется увидеть Бога. Его рот открыт, как будто он пытается кричать. И я кричу изо всех сил за нас обоих:
Нет, нет, нет это все, что мне удается сказать, словно мне годик и я знаю одно-единственное слово.
Не понимаю, как я оказалась на земле рядом с ним. Мама говорит, что, если в кого-то попали, нужно попытаться остановить кровь, но здесь ее так много Слишком много
Нет, нет, нет
Халиль лежит без движения: не произносит ни слова, не издает ни звука, даже не смотрит на меня. Его тело деревенеет. Он умер. Надеюсь, он видит Бога.
Кричит кто-то еще.
Я моргаю сквозь слезы. Сто-пятнадцать орет и целится в меня из того же пистолета, из которого только что убил моего друга.
Я поднимаю руки вверх.
Три
Тело Халиля оставляют лежать на дороге, как на выставке. Гвоздичную улицу освещают мигалки патрульных машин и карет скорой помощи. В стороне стоят люди пытаются разглядеть, что случилось.
Черт, братан, бормочет какой-то парень. Его прикончили!
Полиция приказывает толпе разойтись, однако никто не слушается.
Медики ничем не могут помочь Халилю, а потому затаскивают в карету меня, как будто это мне нужна помощь. Огни светят со всех сторон, и народ вытягивает шеи, пытаясь меня рассмотреть.
Я не чувствую себя особенной. Чувствую только дурноту.
Копы обыскивают машину Халиля. Я хочу их остановить.
Пожалуйста, накройте его тело. Пожалуйста, закройте ему глаза. Пожалуйста, закройте его рот. Отойдите от его машины. Не трогайте его щетку. Но слова не идут.
Сто-пятнадцать сидит на тротуаре, закрыв лицо руками. Другие полицейские хлопают его по плечу и уверяют, что все будет хорошо.
Наконец тело Халиля накрывают полотном.
Он не сможет под ним дышать.
И я не могу дышать. Не могу
Дыши.
Я тяжело глотаю воздух.
Еще раз. И еще.
Старр?
Передо мной появляются карие глаза с длинными ресницами. Такие же, как у меня.
Я толком ничего не смогла сказать копам, но выжала из себя имена и телефоны родителей.
Эй, говорит папа. Вставай, пойдем отсюда.
Я открываю было рот, но отвечаю ему одним только жалобным стоном.