Ладно, говорит Гомез. Значит, он обыскал Халиля и приказал ему не двигаться, пока будет проверять права и техпаспорт. Что дальше?
Халиль открыл пассажирскую дверь и
Бах!
Бах!
Бах!
Кровь.
По моим щекам текут слезы. Я вытираю их рукавом.
Полицейский застрелил его.
Ты начинает Гомез, но мама тычет в нее пальцем.
Пожалуйста, дайте ей секунду. Звучит как приказ, а не просьба.
Гомез не отвечает. Уилкс продолжает что-то записывать.
Мама вытирает мне щеки.
Как будешь готова, шепчет она.
Я сглатываю комок в горле и киваю.
Ладно. Гомез делает глубокий вдох. Старр, ты знаешь, почему Халиль подошел к двери?
Мне кажется, он подошел, чтобы спросить, все ли у меня в порядке.
Кажется?
Я не телепат.
Да, мэм. Он уже начал спрашивать, но не закончил, потому что полицейский выстрелил ему в спину.
На губы мне падает еще пара соленых слезинок. Гомез вновь подается ко мне через стол.
Мы все хотим докопаться до сути этого дела, Старр. И мы ценим твое сотрудничество. Я понимаю, что сейчас тебе очень тяжело.
Я снова вытираю лицо рукой.
Да.
Да. Она улыбается и говорит в том же сахарном, сочувственном тоне: А теперь скажи, как считаешь: Халиль продавал наркотики?
Пауза.
Какого хрена?
Слез больше нет. Серьезно, глаза мгновенно высыхают. И прежде чем я успеваю что-то сказать, подключается мама:
Какое отношение это имеет к делу?
Это просто вопрос, говорит Гомез. Ты что-нибудь об этом знаешь, Старр?
Все ее сочувствие, все ее улыбки и понимание были лишь приманкой
Они хотят узнать, что случилось на самом деле, или оправдать коллегу?
У меня есть ответ на ее вопрос. Я все поняла, когда увидела Халиля на вечеринке. Он никогда не носил новую обувь. И украшений (маленькие цепочки за девяносто девять центов из магазина косметики не в счет). К тому же мисс Розали уже все подтвердила. Но какое, нафиг, отношение это имеет к его смерти? Неужели это оправдывает убийство?
Гомез склоняет голову набок.
Старр? Пожалуйста, ответь на вопрос.
Я не собираюсь помогать им оправдывать убийство моего друга.
Выпрямившись, я смотрю Гомез прямо в глаза.
Я никогда не видела, чтобы он продавал или употреблял наркотики.
Но как ты считаешь? спрашивает она.
Он никогда мне ничего об этом не говорил, отвечаю я, ведь это правда. Сам Халиль мне не признавался.
Но ты хоть что-нибудь об этом слышала?
Что-то слышала.
Это тоже правда.
Она вздыхает.
Ясно. Ты знаешь, состоял ли он в банде «Королей»?
Нет.
А в банде «Послушников из Сада»?
Нет.
Ты употребляла алкоголь на вечеринке?
Этот прием я знаю по «Закону и порядку». Она пытается меня дискредитировать.
Нет. Я не пью.
А Халиль?
Так, секундочку, перебивает мама. Вы пытаетесь отдать под суд Старр с Халилем или копа, который его убил?
Уилкс отрывается от своих записей.
Я не совсем вас понимаю, миссис Картер, бормочет Гомез.
Пока что вы не задали моей дочери ни одного вопроса о том копе, говорит мама. Вы все время спрашиваете ее про Халиля, словно это он виноват в своей смерти. Старр уже сказала: сам он в себя не стрелял.
Мы просто хотим восстановить полную картину происшедшего, миссис Картер. Только и всего.
Сто-пятнадцать убил Халиля, говорю я. А Халиль не сделал ничего плохого. Что еще вам нужно знать?
Пятнадцать минут спустя мы с мамой покидаем полицейский участок. И обе понимаем одно: нас ждет не расследование, а фикция.
Семь
Похороны Халиля пройдут в пятницу. Завтра. Ровно через неделю после его смерти.
В школе я стараюсь не думать о том, как он будет выглядеть в гробу, сколько придет людей, как он будет выглядеть в гробу, знают ли другие, что я была рядом, когда он погиб Как он будет выглядеть в гробу.
У меня не получается об этом не думать.
В понедельник в вечерних новостях наконец раскрывают подробности убийства и назвают Халиля по имени, но при этом навешивают на него ярлык: Халиль Харрис, подозреваемый в торговле наркотиками. А еще никто не удосуживается упомянуть, что он был безоружен. Говорят лишь, что «неизвестного свидетеля» уже допросили и что полиция по-прежнему ведет расследование.